И Яльмара. Когда сыну исполнилось тринадцать, Исак перестал бить его. Разве даст когда пощечину или отвесит подзатыльник. Но с восемнадцати лет прекратилось и это. Ненависть не прошла, просто изменилось ее проявление. С годами Исак стал слабее. Он больше не мог стукнуть стулом о пол так, что у того ломались ножки. Его голос не внушал страха и все больше походил на старческий скулеж. Выражаться он стал грубее. Старик будто рылся в словесных нечистотах, выбирая оттуда все самое грязное. Он упивался самыми отвратительными проклятьями и ругательствами.
Они заговорили о Кертту. Вся кипевшая в отце злоба направилась против нее.
— Так она записалась к доктору? — начал разговор Исак.
Яльмар взял себя в руки и отхлебнул пива.
— Должно быть, уехала показывать кому-нибудь свои сиськи, — продолжал Исак, опрокидывая в рот очередную бутылку. — Докторам платят за то, что они смотрят на голых старух. Кому еще надо любоваться обвисшими животами и высохшими грудями? Совсем другое дело, если перед тобой молодая девушка, ведь так, Ялле? Хотя ты, конечно, не понимаешь, о чем я говорю. Ты ведь понятия не имеешь об этом, так, Ялле?
Яльмар хотел сказать ему «заткнись», но сдержался.
Старик заметил, насколько неприятен этот разговор сыну. Что ж, тем лучше. Он продолжал развивать тему испорченности Кертту и невинности Яльмара. Ведь у того никогда никого не было. Исак, конечно, толком не знает, но чует, что так оно и есть.
— Ни разу, да? — спрашивает он сына.
Теперь его голос звучал не так агрессивно. Давление изнутри пошло на спад, как только старик почувствовал, как мучается Яльмар. А тот оглядел свой огромный живот, свисающий на бедра.
— Вот взять хотя бы твою мать… — продолжал Исак, плеснув еще воды на каменку, отчего та зашипела и помещение наполнилось паром.
Он сделал паузу и вопросительно посмотрел на сына. Однако Яльмар не собирался поддерживать беседу.
— Ты думаешь… — мямлил Исак, которому, как видно, ударил в голову выпитый накануне грог и только что опорожненные бутылки пива, — ты думаешь, что она святая?
Он откинулся на стенку и тяжело выпустил воздух.
— Черта с два! — продолжал он. — Ты должен знать все. Осенью сорок третьего года группы движения Сопротивления прятали датских и норвежских антифашистов и финских дезертиров. Кертту умела развязывать людям языки. Еще бы, такая молодая, красивая и невинная!.. И вот однажды с немецкого парохода, бросившего якорь в порту Лулео, сбежали трое датских военнопленных. Кертту пошла на танцы и выудила там о них все у одного парня. Все! Чертова шлюха! Датчане прятались в одной крытой соломой хижине в лесу. Для них эта история окончилась плачевно.
Яльмар слушал, и что-то неприятно сжималось у него внутри. «Что отец такое несет?» — спрашивал себя он.
Исак посмотрел на сына, и на его лице мелькнуло подобие улыбки или, скорее, ухмылки. Яльмар подумал, что сейчас отец похож на змею или на какую-нибудь из тех тварей, что выползают на свет из-под перевернутого камня. Он увидел во рту старика редкие желтые зубы. Протезов Исак не любил.
— Куда направились Симон и Вильма? — спросил отец.
Яльмар пожал плечами.
Исак не знал. Ему никто ничего не сказал об этом, но он, конечно, все почувствовал.
И сейчас, после грога и пива, в нем проснулась ярость. Почему от него все скрывают, ему надоело быть в стороне от дел! Его записали в старики. Они считают, что на него больше нельзя положиться, что теперь он слабак, сам нуждающийся в защите! Он не должен ничего знать. Он не может водить автомобиль. Злоба, словно червь, разъедала его изнутри.
— А Кертту будет гореть в аду, — закончил Исак. — Ты, наверное, полагаешь, что и мне уготовано там место. Но ей — на несколько уровней ниже. Так и знай.
Сейчас его голос звучал приглушенно, словно старик размышлял вслух.
— Так и знай, так и знай… — несколько раз повторил он.
Потом Исак замолчал, словно вдруг спохватился, что сказал слишком много.
— Черт! — выругался он наконец. — Здесь недостаточно жарко. Ты плохо натопил, даже стены не прогрелись.
С этими словами старик вышел из парной. Яльмар услышал плеск воды в бадье, а затем хлопнула дверь.
— А как было с Хьорлейфуром Арнарсоном? — спросила Ребекка.
— Туре ударил его по голове поленом, — ответил Яльмар. — Он мог все видеть, и мы не хотели рисковать. Мы оттащили его тело в сторону и опрокинули стремянку. Потом открыли шкаф и положили один из рюкзаков на верхнюю полку. Все выглядело так, будто произошел несчастный случай.