— Кричи, Лиза… давай. Это тоже мое и мне. Кричи!
Ощутить как сдавливает мои пальцы, как дергается подо мной, бьется в экстазе. Но не кричит, сдержанно стонет, мычит, но не кричит. И я сатанею от ощущения этих спазм пальцами. Каждый из них — для меня и мне. НЕ ЕМУ! Самое ценное осознавать, что ее накрывает рядом со мной, от моих рук, моих ласк. Отбирает у меня разум и отдает немыслимо больше. Отдает то, что принадлежит только мне. И не будет принадлежать никому. Мой личный яд, от которого погружаешься в самое пекло.
О дааа, адское пекло, пока не вдерусь в нее членом, пока не помечу изнутри своим семенем. Резко приподнялся, опираясь на руку и дергая завязки на штанах, невольно зашипел, когда член вырвался наружу. Каменный, зверски оголодавший по ней. Развернул ее к себе лицом, усаживая на стол, придавливая спиной к зеркалу. Смотреть хочу. В глаза ее эти, пьяные после оргазма. Затянутые поволокой наслаждения. И я погружаюсь в них, как и в ее тело. Навис над ней, разводя в стороны колени, глядя на припухшие губы и погружая к себе в рот пальцы все еще влажные от ее соков.
— Вкуснее не бывает…
Опустил взгляд к бешено вздымающейся груди с вытянутыми, сжатыми, тугими сосками, по ребрам, к впадине пупка и к розовой плоти, блестящей от влаги. Подхватил под ягодицы придвигая к себе, набрасываясь губами на ее рот и услышал хриплое:
— Не смей меня больше трогать!
Не глядя на нее, в попытке раздвинуть сжатые губы языком, но она вертит головой и не дает это сделать.
— Не смей… иначе я убью себя.
Отстранился опираясь ладонью о зеркало и застыл, чувствуя, как спадает дикий жар возбуждения и начинают леденеть кончики пальцев. Прижала к горлу нож. Острый, наточенный с обеих сторон с невероятно тонким концом, впившимся ей в шею, где уже показалась капля крови.
— Какого черта, Лиза! — зарычал, попытавшись схватить ее руку, но она надавила еще сильнее и тонкая струйка крови побеждала между ее грудей к животу.
— Я не принадлежу тебе! Я не твоя! Я… я не должна быть здесь… не должна вообще быть здесь! — и на глазах слезы выступили, наполнили их как речные озера. Дрожит вся. Словно ее накрываает истерикой и ненавистью… не только ко мне. Я вижу, как она ненавидит себя. Как сожалеет о каждом моем прикосновении. И как же это, вашу мать, больно.
— А где должна? — хрипло спросил.
— Не с тобой… я не могу! Не могу так! Не надо… пожалуйста! Я не могу!
Дряяянь! Значит из-за него… значит не может больше! Рывком схватил за запястье и выкрутил руку назад, заставляя выронить нож. Сдавил пятерней ее лицо.
— А я разве спросил твое мнение?
Сгреб волосы на затылке в кулак и притянул к себе, глядя в глаза, сотрясаясь всем телом от накрывшей волны бешеной злости и боли.
— Я не спрашивал, а утверждал. Утверждал по-хорошему, Лиза… По-хорошему закончилось. И на твоем теле не будет ни одного отверстия, которое не принадлежало бы МНЕ! Запомни это! Ни одного!
Опрокинул ее на колени, содрогаясь от ярости, от ревности, которая ослепила настолько, что мне казалось, я способен ее убить. Схватил член у основания и одним толчком ворвался к ней в рот, глядя, как задохнулась от резкости. Удерживая ее голову, не двигаясь, наслаждаясь ощущением атласной гладкости ее горла. Касаюсь напряженной до разрыва головкой его стенки, чувствуя, как сводит с ума ее взгляд. Осознанный и… и такой до омерзения жалостливый, молящий… молящий не трогать то, что как она считает не принадлежит мне! ЧЕРТА С ДВА! ВСЕ МОЕЕЕ! И тут же начал движение. Резкими и глубокими толчками, не давая отстраниться, придерживая ее за затылок, впиваясь в него пальцами. Запрокинул отяжелевшую голову, закрыв глаза и зверея от бешеного возбуждения. И тут же снова смотрю на нее, не желая упустить этот момент. Этот сумасшедший триумф видеть ее у своих ног, с моим членом, вбивающимся между ее губ, смотреть, как задыхается, как снова наполняются слезами ее глаза. Все быстрее двигая бедрами. Все сильнее впиваясь в затылок, переводя взгляд на напряженное лицо, на стекающие по щекам слезы, чувствуя, как внутри назревать самый настоящий взрыв. И пусть меня похоронит под осколками ее ненависти плеваааать. Пусть знает чья она.
Я буду брать ее как захочу и когда захочу и сегодня она узнает, что значит по-плохому… что значит быть действительно вещью. МОЕЙ! А потом я займусь этой проклятой войной.
Оставить ее мягкий, истерзанный мною рот, глядя на слезы, стекающие по щекам, наклонился, чтобы слизать их, провести дорожки кончиком языка, сожрать свой триумф и проигрыш одновременно, упиваясь соленым привкусом своего безумного влечения к этой дряни.