— Уже стоит за дверью. Ожидает.
— Усилить охрану замка. Выставить дозор по периметру.
— Понял.
— Выполняй.
Он вошел в мои покои весь мокрый, с дрожащим подбородком и я протянул ему приказ, подписанный королем.
— Зачитаешь его перед толпой. В краске и в цвете. Если мне что-то не понравится я тебя там сожгу, ясно?
— Д-д-да Ваша Светлость!
— Иди!
Подошел к окну и отодвинул тяжелую штору, глядя на эшафот и на связанную Элизабет. За горло словно тисками схватили. Она голову подняла и на дождь смотрит, на небо. Промокшая насквозь, такая маленькая, худенькая, стянутая веревками посреди обугленного хвороста. Захотелось пыхнуть огнем на всю толпу, собравшихся внизу. Спалить к дьяволу за то, что посмели желать ей смерти.
— Внимание, жители Адора! Эта женщина не является Элизабет Блэр. Произошла ошибка. Ведьму уже настигла Божья кара. Именем короля подписан приказ о помиловании.
— Ложь!
— Как же так? То она, то не она?
— Мы не дураки!
— Блэр это! Я ее в лицо знаю!
— Конечно Блэр! И дождь она наслала, чтоб огонь погасить!
— Простые смертные такими красивыми не бывают! Ведьмааааа!
Не бывают и это немыслимо, как ей удавалось оставаться настолько ослепительной, будучи униженной, связанной и напуганной. Что даже там, на костре, под проливным ливнем Элизабет Блэр притягивала к себе взгляды и заставляла всех смотреть только на нее, сгорая от ненависти и восхищения.
— Приказы короля не обсуждаются! Покиньте площадь и займитесь своими делами! Элизабет Блэр уже была сожжена на этой площади!
— Не была! Мы знаем, что там была другая! Знаееем! Люди не идиоты!
— Герцог хочет трахать ее! Она его окрутила вот почему!
Я сдавил руки в кулаки, продолжая смотреть как Элизабет отвязывают от столба, набрасывают ей на плечи накидку и уводят под стражей, и я всем телом ощущаю, как меня разламывает на куски я своим разумом больным понимаю, что не могу отступиться от ведьмы этой. И ненависть моя к ней больная, на любовь похожая, то ли любовь похожая на ненависть. Она там горела минуты, а я поджариваюсь каждый день. Нескончаемо.
Да, был соблазн превратить всю эту одержимость в пепел, но это ведь ничего не изменит. Даже если ее не станет я продолжу корчиться в адовых муках, помноженных на боль от ее потери. Вот и послан к черту народ, честь, совесть, память. Все полетело в бездну. Она моя олла, а я на коленях. Проигравший изначально каждую бойню и опустивший голову к ее маленьким ступням. Если бы она знала об этом, то втоптала бы мое лицо в грязь или размозжила об камни своей ненависти ко мне.
— Вы ведь знаете, что теперь будет.
— Могу предполагать.
— Она начнется рано или поздно.
— Начнется. Я знаю.
Задернул штору и вернулся к столу, осушил кубок и поставил на стол, избегая смотреть Гортрану в лицо.
— Но пока что у нас мир. Усиль охрану замка, отправь в дозор в два раза больше людей. Пусть патрулируют город утром, вечером и ночью. Охрану к мосту и разведку на границу.
— Карл хитер. Он ударит тогда, когда мы не будем ожидать.
— Либо не ударит совсем.
— Я бы на это не рассчитывал.
Гортран стал напротив меня и сложил руки на груди. Он был бледен и под глазами виднелись черные круги. Не спал. Знал, что что-то сегодня произойдет.
— Что ты предлагаешь?
Советник усмехнулся и отвел взгляд. Теперь он смотрел на огонь.
— То, что я предлагал вы не сделали. — резко обернулся ко мне, — если бы она сгорела все проблемы решились бы!
— Какие? Король отрекся бы от рудников? Или забыл бы, что у меня все права наследия трона? Горючая смесь и огонь поблизости, рано или поздно оно бы рвануло.
— Адор бы окреп и люди были бы на вашей стороне!
— Они и так на моей стороне!
— Нет! Люди возмущены, напуганы, настроены против вас.
Я обернулся к советнику и облокотился на стол одной рукой.
— Я хочу, чтобы все, кто говорили, что узнали ее были мертвы.
Гортран побледнел еще сильнее.
— Думаете никто не поймет, что им закрыли рты?
— Не надо много думать. Делай, что я сказал!
— Хотите держать их в страхе, да? Вот ваша стратегия?
Каждое его слово как пощечина или удар под ребра. Настолько сильные, что меня чуть ли не швыряло от каждого из них. Потому что прав, потому что ДА я закрывал рты. Засыпать землей всех, кто мог причинить ей зло. Прямо или косвенно.
— Страх — это прекрасный стимулятор. Страх держит в узде самых борзых и сковывает яйца самым смелым. И не важно какой именно страх. За себя или ближнего. Едва они поймут, что, если слишком много говорить можно остаться без языка или без головы — слухи стихнут.