Лицо Опечанканоу озарилось улыбкой, но только на мгновение.
– Разве Опечанканоу не любит белых людей? – промолвил он. – Когда-нибудь он сделает для них еще больше.
Мы вышли из хижины, сели на коней и покинули темнолицего императора и деревню с ее раскрашенными жителями, желтыми от ягод зарослями тутовника и кроваво-красными камедными деревьями. Нантокуас пошел с нами, шагая рядом с конем Ролфа и время от времени рассказывая нам своим мелодичным глубоким голосом ту или иную лесную новость. В блокгаузе мы получили подтверждение слов императора. От паспахегов уже приходило посольство с дарами, и была выкурена трубка мира. Лазутчики тоже сообщили, что все воинственные приготовления в деревне прекращены. В ней опять воцарилось спокойствие под стать туманной, мглистой, убаюкивающей погоде последних дней.
Опасность как будто миновала, однако у нас не было уверенности, что здесь не кроется какая-то хитрость. Мы с Ролфом посовещались и в конце концов решили, что он, всегда бывший нашим представителем на переговорах с индейцами в силу особых с ними отношений, останется в блокгаузе с половиной отряда, а я поеду с донесением к губернатору. Я попрощался с ним и с Нантокуасом и, поскакав обратно в Джеймстаун, достиг города на несколько часов раньше, чем меня там ждали.
Я въехал в ворота палисада вскоре после полудня, и еще час ушел у меня на доклад губернатору. Когда он наконец отпустил меня, я поспешил к дому пастора. Проезжая мимо гостиницы, я взглянул вверх, на окно, из которого на рассвете на меня смотрел итальянский доктор. В этот раз на меня никто не смотрел, окно было наглухо закрыто ставнями, а у двери против обыкновения не торчали французские прохвосты, состоявшие на жалованье у лорда Карнэла. Проехав еще несколько ярдов, я неожиданно встретился с его милостью лицом к лицу – он как раз выходил из переулка, спускающегося к реке. Увидев меня, он заметно вздрогнул и поднес руку ко рту. Я слегка кивнул ему и проехал мимо. Неподалеку от дома, у ворот кладбища, мне повстречался мастер Джереми Спэрроу.
– Рад вас видеть, – воскликнул он. – Ну как, индейцы успокоились?
– Пока что да. А как ваш больной?
– Хорошо, – серьезно сказал он, – два часа назад я закрыл ему глаза.
– Стало быть, он умер, – промолвил я. – Что ж, теперь у него есть одно преимущество перед живыми: он избавлен от всех бед и забот. А что, вас опять к кому-нибудь вызвали? Вы так быстро шагаете прочь от дома.
– По правде говоря, – ответил он, – я только что узнал о волнении среди язычников и очень встревожился. Вам, конечно, виднее, но, по моему разумению, вам не следовало разрешать вашей жене идти сегодня на прогулку в лес. Вот я и решил перейти перешеек, чтобы от греха подальше отвести ее домой.
– Идти на прогулку в лес? – медленно повторил я. – Так она сейчас в лесу? С кем?
– С Диконом и Анджелой, – ответил он. – По словам тетушки Аллен, они ушли через час после восхода солнца. Я думал, что вы…
– Нет, – перебил его я, – напротив, я велел передать ей, чтобы она не выходила из сада. Ей грозит опасность не только от индейцев.
Я был вне себя от гнева, но кроме гнева мною владел еще и страх.
– Я сейчас же поеду и отвезу ее домой, – сказал я.
Говоря это, я случайно посмотрел в сторону форта и судов, стоящих на якоре под его стенами. Что-то в этой картине было не так. Я посмотрел еще раз и понял – не хватает одного корабля, такого знакомого и ненавистного.
– Где «Санта-Тереса»? – спросил я, и страх еще сильнее сжал мое сердце.
– Нынче утром она отплыла вниз по реке. Я видел ее недавно, когда возвращался из Арчерз-Хоуп. Она стоит на якоре в середине реки, там, где в Джеймс впадает большой ручей. Но почему она покинула свою обычную стоянку?
Мы переглянулись, и в глазах другого каждый прочел ту мысль, которую сам не осмеливался высказать вслух.
– Вы можете взять гнедую кобылу, – сказал я с нарочитой легкостью, потому что на сердце мне словно навалился тяжелый камень, – и мы поедем в лес. Я думаю, что там все в порядке. Наверняка она надевает сейчас венок из вьюнков или играет с белками, или спит на куче красных листьев, положив голову на колени Анджелы.
– Наверняка, – ответил он. – Не теряйте времени. Я оседлаю кобылу и догоню вас через две минуты.
Глава XIV, в которой мы ищем пропавшую леди
Кроме нас с пастором, в лесу не было никого. Стволы обволакивала легчайшая голубая дымка. Сверху бесшумным, беспрестанным дождем слетали темно-алые листья, сквозь оголившиеся ветви свободно струился солнечный свет, но нигде не было видно ни единой человеческой души: ни мужчины, ни женщины. Опавшие листья шуршали под копытами оленей, верещали белки, тявкали лисицы, но ниоткуда не доносился ни нежный смех, ни звонкая песня.