– Возможно, – отвечал милорд, – но только после того, как я изрядно из него хлебнул. Ничто так не питает воображение, как вино.
– А что говорит по этому поводу славный Джек Фальстаф? – вмешался наш захмелевший секретарь. – «Добрый херес <…> делает ум восприимчивым, живым, изобретательным, полным легких, игривых образов, которые передаются языку, от чего рождаются великолепные шутки»85. А посему давайте выпьем, джентльмены, давайте выпьем и всласть пофантазируем. – С этими словами он вновь наполнил свой кубок и жадно уткнулся в него носом.
– Мне кажется, – начал я, – что именно в таком кубке Медея подала вино Тесею. Быть может, Цирцея протягивала его Одиссею, не ведая, что тот неуязвим, ибо держит в руке спасительный корень. Возможно, Гонерилья послала этот изумрудно-золотой фиал Регане86. Может статься, из него пила прекрасная Розамунда87 на глазах у королевы. Вероятно, Цезарь Борджиа и его сестра88, сидя в венках из роз на пышном пиру, не раз навязывали его тому или иному из гостей, который на свою беду был чересчур богат. И я готов поклясться, что флорентиец Рене имел дело со множеством подобных кубков, перед тем как их подносили гостям, которым Екатерина Медичи89 желала оказать особую честь.
– У нее были необычайно белые руки, – пробормотал мастер Пори. – Мне довелось однажды поцеловать их, это было в Блуа90 много лет назад, когда я был еще молод. Этот Рене был большой искусник по части медленных отравлений. Достаточно было понюхать розу, надеть пару надушенных перчаток, отведать питья из поданного тебе кубка, и ты уже был не жилец, хотя до твоих похорон могло пройти еще много дней. К тому времени роза успевала истлеть, перчатки – потеряться, а кубок был уже давно забыт.
– За границей я наблюдал один обычай, который мне очень понравился, – сказал я. – Хозяин и гость наливают себе вина, а потом пьют за здоровье друг друга, обменявшись кубками. Сегодня вы, милорд, хозяин, а я – гость. И я хочу выпить из вашего серебряного кубка.
Глядя на него так же дружелюбно, как и он на меня, я пододвинул к нему свой зеленый с золотом бокал и протянул руку за его серебряным кубком. Можно расточать улыбки и при этом быть негодяем – эта мысль далеко не нова. В смехе Карнэла, в учтивом жесте, которым он встретил мое предложение, было столько непринужденности, как будто великолепный бокал, который он придвинул к себе, содержал не яд, а чистую ключевую воду. Я поднял серебряный кубок и, провозгласив «За здоровье короля!», осушил его до дна, после чего спросил:
– Что же вы не пьете, милорд? Ведь при таком тосте нельзя отказываться.
Его милость поднял зеленый бокал, затем опять поставил его, даже не пригубив.
– У меня разболелась голова, – сказал он, – сегодня я не буду пить.
Мастер Пори пододвинул к себе кувшин, наклонил и обнаружил, что он пуст. Лицо его выразило такое огорчение, что я рассмеялся. Милорд рассмеялся тоже, но во второй раз за вином не послал.
– Разве так пьют? – жалобно вопросил наклюкавшийся секретарь Совета колонии. – То ли дело было в «Русалке»91 – там мы не делили кувшин вина на троих… Царь Московии одним глотком выпивает четверть пинты92 водки, сам видел, как он это делает… Одним глотком! Я ж-желал бы быть… Вакхом с этого кубка… под сенью налитых гроздьев винограда… Вина и женщин!.. В-вина и ж-женщин… в-ви-на… х-х-хереса… – Речь нашего малопочтенного спикера перешла в невнятное бормотание, и его убеленная сединами голова плюхнулась на стол.
Ничем не потревожив его пьяной дремоты, я встал, откланялся и спустился на первый этаж, в общий зал. Милорд Карнэл последовал за мной. Недавно здесь выпивала компания плантаторов из отдаленных поселков, и на скамье, стоящей у дверного косяка, лежал кусок мела, которым хозяин гостиницы чертил на двери линии, отмечая таким образом, сколько ему должен каждый из клиентов. Я прошел было мимо, но затем обернулся и взял мел.
– Какой длины линию мне провести, чтобы изобразить свой счет, милорд? – спросил я с улыбкой.
– Как насчет высоты двери? – ответил он.
Я провел мелом черту от пола до притолоки.
– Теперь дело за вами, милорд. Дерзайте – ведь каков счет, такова должна быть и расплата.
Не стерев линий с двери, я еще раз поклонился ему и вышел на улицу. Солнце уже садилось, когда я добрался до дома пастора, вошел в гостиную и, пододвинув к столу табурет, сел, чтобы подумать. Мистрис Перси была в своей спальне, Спэрроу расхаживал у меня над головой, тихо насвистывая псалом. Пламя в камине то разгоралось, озаряя всё красным светом, то опадало – и тогда в комнате воцарялся полумрак. Через дверь, которую я оставил открытой, лился аромат сосен, сырой земли и опавших листьев. На кладбище возле церкви ухала сова, а плеск реки казался громче обычного.
87
Розамунда Клиффорд (ум. в 1176 г.), прозванная прекрасной Розамундой, – любовница английского короля Генриха II. Полагали, что она была отравлена женой Генриха, королевой Элеонорой Аквитанской.
88
Цезарь (Чезаре) (1475 или 1476—1507) и Лукреция Борджиа (1480—1519) – дети папы римского Александра VII (1431—1503, римский папа с 1492 г.). Цезарь Борджиа – кардинал, затем командующий папскими войсками. Отличался беспринципностью и коварством. Лукреция Борджиа три раза вступала в брак (эти браки служили инструментом в политических планах ее отца и брата). Молва считала ее коварной интриганкой.