– Это песчаные острова напротив мыса Чарльз, сэр! – крикнул Дикон.
Я кивнул. Мы оба знали, что слова здесь не нужны.
Небо все светлело, и вскоре на том месте, где должно было находиться солнце, проступило тускло-желтое пятно. Туман рассеялся, обнажив угрюмый простор океана, и прямо перед собою мы увидели два крошечных острова, две горстки песка; по одну их сторону бушевало открытое море, по другую виднелась полоса более спокойной воды, огороженная солеными болотами и песчаными отмелями. На островках росли редкая жесткая трава и несколько чахлых деревьев, простирающих ветви в сторону берега, прочь от океана. Больше там не было ничего. Над островами, болотами и отмелями кружили мириады крупных белых чаек, и от их пронзительных, странных криков, заглушаемых грохотом волн, море, небо и жалкие клочки суши казались еще сумрачнее и печальнее.
На обращенный к океану, усыпанный ракушками берег ближайшего островка стремительно набегали длинные валы прибоя, а между ним и нами таилась мель, о которую с ревом разбивались громадные буруны. Ветер гнал нас прямо на нее. Один миг смертельной опасности и мель крепко схватила лодку, чтобы держать ее, пока волны будут вышибать из нас дух. Лодка накренилась, и весь корпус ее, от носа до кормы, задрожал. Волны одна за другой словно тараном били в ее борт, окатывая нас брызгами и пеной, но дерево пока выдерживало натиск, и мы все еще оставались живы. Сколько времени еще протянет наше суденышко, мы не знали, но знали, что недолго. Крен оказался не очень велик, и мы могли осторожно передвигаться с места на место. На борту были веревки и топор. Орудуя им, я разломал скамейки и вместе с Диконом связал из них небольшой плот. Когда он был готов, я взял жену на руки, уложил на него и привязал веревкой. Она улыбнулась мне как ребенок и закрыла глаза.
– Я собирала в лесу первоцветы и очень устала, – сказала она. – Я немного посплю здесь на солнышке, а потом сплету вам венок.
Время шло, а скрипящие вздрагивающие доски все держались. Ветер приутих, небо из серого стало голубым, и на нем ярко засияло солнце. Вскоре волны сделались чуть ниже, их удары – слабее. Перед нами забрезжила надежда. Для хороших пловцов расстояние от отмели до острова было сущим пустяком, и если лодка продержится до той поры, когда волнение на море уляжется, мы сможем добраться до берега вплавь. Что мы будем делать на этой бесплодной, необитаемой кучке песка, где нет ни пищи, ни пресной воды, – об этом у нас не было времени задуматься. Мы помышляли лишь об одном – вновь оказаться на твердой земле.
Прошел час. Море понемногу успокаивалось. Миновал еще час – и вдруг особенно мощная волна с яростью ударила нас в борт.
– Пробоина! – закричал пастор.
– Вижу, – отозвался я, – теперь лодку разобьет в щепки.
Спэрроу встал.
– Я не моряк, – сказал он, – но когда попадаю в воду, плаваю не хуже рыбы. Бывало, что я сетовал на Господа за то, что меня, скромного, небогатого умом проповедника, он наделил силой и наружностью какого-нибудь героя древних времен, а бывало, что благодарил его за дарованную мне силу. Сейчас я благодарю его! Капитан Перси, если вы доверите мне свою жену, я благополучно доставлю ее к берегу.
Я поднял голову, оторвав взгляд от лежащей на плоту мистрис Перси, и посмотрел сначала на море, все еще бурное, потом – на могучую фигуру священника. Когда мы сооружали этот утлый плот, ни один пловец не смог бы противостоять неистовству волн; теперь же шансы на спасение были у всех, а у пастора, самого сильного человека, которого я когда-либо знал, таких шансов было вдвое больше. Я отвязал жену от плота и передал ее в его руки. Минуту спустя лодка развалилась на куски.
Мы со Спэрроу плыли бок о бок. Обхватив королевскую воспитанницу одной рукой, он легко преодолевал громадные волны. Я мог благодарить Всевышнего за его необычайную силу и ввериться ей со спокойной душой. Остальные трое: Дикон, милорд и я – тоже были хорошими пловцами и не отставали, хотя буруны били и швыряли нас немилосердно. Каждая побежденная волна подносила нас все ближе и ближе к берегу, и скоро мы почувствовали под ногами дно. Справившись после недолгой борьбы с беснующимся прибоем, мы выбрались наконец из воды на сушу, но сушей был крохотный необитаемый островок, горсточка ракушек и песка в пустынном океане. Здесь не было ни пищи, ни воды, и по меньшей мере девять миль отделяли нас от материка. У нас оставалась наша промокшая одежда, милорд и я сохранили свои шпаги, еще у меня был нож, и у Дикона, наверное, тоже; кроме того, в моем кошельке имелись огниво и трутница. Больше у нас не было ничего.