– В сущности, у нас нет причин потворствовать вашему капризу, – посмеиваясь, сказал Пэрдайс. – Однако это позволит нам приятно провести время. Мы будем драться с вами по одному.
– А если я одолею?
Он рассмеялся:
– Тогда, клянусь своей честью дворянина, вы – Керби и наш капитан. Если же вы потерпите поражение, мы предоставим ваши похороны чайкам.
– Согласен, – сказал я и снова вынул шпагу.
– Я первый! – взревел Рыжий Джил. – И провалиться мне на этом месте, второй здесь не понадобится!
В тот же миг он взмахнул своим палашом и описал в воздухе голубую огненную дугу. Оружие в его руках двигалось будто цеп, свистя и чертя быстрые молнии; выглядело оно устрашающе, но в действительности было отнюдь не таким смертоносным, каким представлялось на вид. Средний фехтовальщик не устоял бы под этим яростным напором, но я не был средним фехтовальщиком. Человек, отлично видящий все свои многочисленные слабости и несовершенства, может тем не менее сознавать, и притом вовсе не в ущерб своей скромности, что в одной-двух вещах он весьма силен. Я всегда был господином своей шпаги, и она делала то, что я хотел. К тому же, сражаясь, я мысленно видел свою жену, видел такой, как в последний раз, когда она стояла, прислонясь к песчаному наносу, и ее темные волосы, перекинутые на грудь и наполовину заплетенные в косы, ниспадали до колен. Я чувствовал на себе ее взгляд, мои губы ощущали прикосновение ее руки, и я дрался хорошо, настолько хорошо, что сквернословие и смех вокруг нас вскоре стихли, сменившись мертвой тишиной.
Бандит, бросивший мне вызов, начал задыхаться. Он явно был не готов предстать перед Создателем, еще менее ему подобало жить, впрочем, пасть от шпаги джентльмена он также был недостоин.
В скором времени я пронзил его насквозь, чувствуя при этом так же мало сожаления и такую же охоту побыстрее развязаться с неприятным делом, как если бы передо мной был бешеный пес. Он упал, и немного спустя, когда я вступил в бой с Испанцем, душа его отправилась в ад, где ее уже давно ожидали. Товарищей Рыжего Джила его смерть не взволновала ничуть: она была для них такой же мелочью, какой их смерть была бы для него.
В глазах двоих оставшихся претендентов он был всего лишь препятствием, которое я убрал с их дороги, а для остальных, тех, что, разинув рты, глазели на поединок, его уход в мир иной и вовсе ничего не значил по сравнению с той отменной потехой, которую им устроил я. Победив, я доказал, что я сильнее Рыжего Джила, только и всего.
Испанец оказался более искусным дуэлянтом, недаром он прослыл лучшей шпагой Лимы. Однако Лима – город небольшой, и хороших бойцов в нем немного. Его первому клинку было трудно тягаться с тем, кто в течение трех лет считался лучшей шпагой Нидерландов. Правда, я дрался на пустой желудок и к тому же второй раз за утро, так что мой перевес, быть может, был не так уж велик. Сначала я легко ранил своего противника, а немного спустя обезоружил.
– Итак, я Керби? – спросил я, приставив острие шпаги к его груди.
– Конечно, Керби, сеньор, – ответил он с кислой улыбкой, глядя на сверкающий клинок.
Я опустил шпагу, и мы поклонились друг другу, после чего он сел на песок и занялся перевязыванием своей раны. Прочие пираты больше не обращали на него внимания, они смотрели только на меня. Теперь в их глазах я был сильнее Испанца.
Человек в черном, шитом серебром наряде встал, снял камзол, аккуратно сложил его изнанкой наружу, чтобы песчинки не испортили бархат, потом вытащил из ножен рапиру, с нежностью на нее посмотрел, согнул клинок так, что острие почти коснулось рукояти, и наконец отдал мне изящный поклон.
– Вы дрались уже дважды и, вероятно, утомлены, – сказал он. – Не желаете ли передохнуть, перед тем как сразиться со мной, или же вам хватит того вечного отдыха, который вам предстоит?