– Передай Ролфу, что я буду один, – сказал я. – И спасибо за труды. Если нам с тобой когда-нибудь доведется опять охотиться вместе, как бы я хотел иметь случай услужить тебе! Те шрамы, что оставили на мне волчьи зубы, все еще не изгладились. В тот день ты подоспел как раз вовремя, если б не ты, я бы пропал.
Нантокуас улыбнулся.
– Волк был старый и свирепый, – сказал он. – Я всем сердцем желаю, чтобы капитан Перси поскорее вышел на волю, тогда мы, он и я, убьем еще много волков.
Когда он ушел, а вместе с ним тюремщик и Дикон, я воротился к окну. Беглого слугу наконец освободили из колодок, и он, пошатываясь, побрел домой, держась около стремени своего господина. Прохожих становилось все меньше, а со стороны форта несся приглушенный расстоянием смех и крики «ура!» – как видно, травля медведя удалась на славу. Из своего окна я мог видеть равелин, пушки, вьющийся по ветру флаг и на реке – один или два паруса, таких же белых, как проносящиеся мимо них чайки. Дальше высились обнаженные мачты «Джорджа». «Санта-Тереса» наконец покинула Джеймстаун – королевский корабль уплыл обратно к королю, так и не взяв на борт груз, который тот ожидал. Пройдет еще три дня, и «Джордж» вновь расправит свои белые крылья и по широкой реке полетит к океану, увозя с собою меня, королевскую воспитанницу и прежнего королевского фаворита. Я устремил взгляд туда, куда тек рябивший под ветром Джеймс, и мысленно увидал просторный залив, в который он нес свои воды, за ним – океан, волнующийся и переливающийся под солнцем миля за милей, миля за милей, и на другом его краю – зеленые равнины Англии, Лондон и Тауэр. Видение это встревожило меня куда менее, чем прежде. Теперь вместе со мною поплывет не только мой враг, но также и те, кого я знал и кому доверял. И если в конце своего пути я видел Тауэр, то видел я также и милорда Бэкингема. Того, кого ненавидел я, ненавидел и он, и нынче у него было достаточно силы, чтобы нанести удар.
Ветер дул с запада, оттуда, где простиралась огромная неведомая страна. Я повернул голову, и он ударил мне в лицо, холодный, наполненный ароматами леса: сосен и кедров, палых листьев и влажной черной земли, топей, лощин и холмов – всех тех бесконечных лесных пространств, над которыми он пролетел. Призрак минувшего, который вовек не явился бы в памяти при виде лица или при звуке голоса, приходит порой, когда его незримою рукою поманит запах. Мне вспомнился день во время Великого голода, когда я, собрав последние силы, выбрел за полуразрушенный палисад, подальше от наших разваливающихся хижин, от стонов голодных и чумных, от непогребенных трупов, дотащился по перешейку до леса и лег там умирать, охваченный ужасом перед тем, что творилось в колонии, ставшей обиталищем каннибалов. Я очень ослабел тогда, так ослабел, что мне было уже все равно. Я был сильным человеком, и вот дошел до такого и примирился с тем, что умираю. Запах весеннего леса, стылая голая земля, на которой я лежал, пронизывающий ветер, сверкающий между соснами простор реки… и вдруг прямо передо мною показались белоснежные паруса двух кораблей: «Терпения» и «Избавления».
Я был настолько близок к смерти, что почти совсем не обрадовался спасению, но сегодня я радовался и благодарил Бога за то, что Он сохранил мне жизнь. Что бы ни готовило мне будущее, прошлого у меня уже никто не отнимет. Даже если я никогда более не увижу свою жену, у меня останутся те минуты в капитанской каюте на «Джордже». Я любил и снова был любим.
В коридоре послышался шум шагов и голос Ролфа, который разговаривал с тюремщиком. Я нетерпеливо рванулся ему навстречу, но, когда дверь отворилась, он не переступил порог.
– Я не войду, – сказал он, тщетно пытаясь сдержать улыбку. – Я пришел лишь затем, чтобы привести к тебе еще кое-кого.
Он попятился, из сумрака за его спиной выступила другая фигура и быстро вошла в камеру. То была женщина, закутанная в плащ с капюшоном, дверь за нею закрылась, и мы остались одни.
Кроме плаща и капюшона на ней была еще и дорожная маска.
– Вы знаете, кто к вам пришел? – спросила она, постояв в плаще и маске долгую минуту, в течение которой я молчал, не находя нужных слов.
– Да, – отвечал я, – принцесса из сказки.
Она сбросила капюшон со своих темных волос и, расстегнув плащ, уронила его на пол.
– Снять ли мне маску? – проговорила она со вздохом. – Право же, сэр, мне следует оставить на лице этот кусочек шелка, чтобы вы не видели, как я краснею. Ах, неужели мой вечный удел – казаться нескромной? Наверное, вы, сэр, считаете, что я чересчур смела?
Пока она говорила, ее белые пальчики развязывали завязки маски.