«Тебе надо поумнеть, болван».
Шэнь Ляншэн виновато потер пятно у него на лбу, не потому что был причиной травмы, а потому что подумал о будущем. После женитьбы он должен будет разыгрывать спектакль перед родителями, и у него не будет много времени для этого человека. Учитывая это, он чувствовал себя слегка несчастным, но все еще видел иронию всей ситуации, которая передавала его чувство вины немного больше, чем лицемерие, как крокодиловы слезы.
Печально, но Цинь Цзин не был осведомлен о крокодиле и не услышал подразумеваемого значения. Он выдвинул щеколду и распахнул окно, чтобы впустить свежий воздух.
Раннее летнее солнце было чудесным. Пышные, легкие тени деревьев составляли почти весь вид с четвертого этажа. Не обращая на мужчину внимания, Шэнь Ляншэн снова обнял его и склонился вперед так, что их щеки соприкасались. Он нарочно моргнул, почти касаясь ресниц Цинь Цзина своими.
Не обнаружив никого на дороге, Цинь Цзин не стал избегать объятия снова. Он закрыл глаза: «Да, мы все прекрасно знаем, какие у тебя длинные ресницы, о’кей?»
Мужчина тоже закрыл глаза и слушал пение ранней цикады на дереве. Вскоре, одинокое насекомое замолчало, найдя себя слишком преждевременным для остальных своих братьев и сестер.
После внимательного осмотра дома Цинь Цзин не хотел сразу же въезжать и не вел себя как владелец, просто позволил Шэнь Ляншэну заняться дизайном интерьера.
Обычно Шэнь Ляншэна тоже мало интересовали такие вещи. Тем, кто все организовал для поместья, где он жил сейчас, был его секретарь. Однако, видя в этой квартире номер для их с Цинь Цзином медового месяца, он обзавелся редким интересом к этому вопросу.
Цинь Цзину не было дела до всего этого, но он не хотел портить веселья другому мужчине. Он не осмеливался реагировать по какому-либо вопросу словами вроде «Без разницы» или «Делай, как считаешь нужным». Но дело в том, что его сознание не могло не улетать куда-то, когда они обсуждали узор обоев или дизайн мебели. Почему-то он чувствовал себя эмоционально измотанным. Поначалу он хотел продолжать звонить в колокол, но теперь, когда колокол никуда не денется, он совсем не чувствовал волнения. Он
ощущал скорее странную усталость, когда бы ни подумал о лежащем впереди будущем.
Был июль, когда все было устроено. Класс Цинь Цзина в средней школе написал экзамены, и хотя летние каникулы еще официально не начались, у него было больше свободного времени - он провел несколько дней кряду в поместье Шэнь. Садовником поместья был мужчина лет пятидесяти по имени Ли. Вся его семья жила в пригороде, и еще в конце июня он попросил у Шэнь Ляншэна позволить его внуку побыть несколько дней в городе. Шэнь Ляншэн не был строгим боссом и охотно согласился. После того, как мальчика привезли в поместье в начале июля, Цинь Цзин стал учить его читать и рассказывал ему истории. Он даже сказал мальчику называть его «кэкэ», но к Шэнь Ляншэну обращаться «шушу».
На кухне купили два арбуза на сяошу* и оставили их в ящике со льдом. После ужина Шэнь Ляншэн пошел в кабинет проверить бухгалтерию компании, а Цинь Цзин тем временем вышел с мальчиком на улицу. Они ели арбуз в прохладе сада, и преподаватель учил ребенка читать наизусть «Один крик цикад, две ветви на дереве пагоды». Деду мальчика не доставляли такого удовольствия литературные развлечения, он лишь находил цикад шумными. Боясь, как бы жуки не побеспокоили босса наверху, он нашел длинную бамбуковую палку, чтобы сбивать их с деревьев.
Окно кабинета выходило на сад, и прямо перед окном росло розовое шелковое дерево. Пока старик тыкал палкой в цикад, Цинь Цзин был зрителем с мальчиком на руках. Интересный факт о цикадах - будучи испуганными, они выделяют небольшое количество жидкости.
«Смотри, они писают на тебя!» - притворившись, чтобы напугать мальчика, Цинь Цзин поднял его ближе к дереву.
Шэнь Ляншэн самозабвенно изучал счета и не слышал ни писка от цикад. Однако сейчас суматоха побудила его оставить свое место и приподнять занавески, чтобы взглянуть.
Множество легких пастельных лепестков шелкового дерева были сбиты вниз палкой и стали бесцветными, порхающими тенями в тусклом свете сумерек. Спустя какое-то время Шэнь Ляншэн опустил шторы и вернулся к работе. Он не нашел в этом ничего дурного. Скорее, оживленность, царившая вокруг, наполняла его радостью.
Цинь Цзину не нужно было идти на работу на следующий день, и он поспал немного дольше. Однако, спустившись вниз, он увидел, что Шэнь Ляншэн все еще был дома и сидел за обеденным столом с чашкой кофе и газетами.
«Утречка», - поприветствовал он и удивился, когда Шэнь Ляншэн не ответил. Мужчину редко можно было увидеть в таком оцепенении, что кофе завис в воздухе. Казалось, он не читал газету, а думал о чем-то.
«Что-то не так?» - спросил Цинь Цзин, подойдя ближе. Придя в себя от фразы Цинь Цзина, Шэнь Ляншэн оставил чашку и газету на столе, перед тем как встать.
«Почему…» - Цинь Цзин собирался спросить, почему он еще не ушел, когда его глаза наткнулись на содержание газеты. Прошло несколько секунд, прежде чем он схватил ее, чтоб посмотреть поближе.
Наверно, это был дополнительный экстренный выпуск, и времени на иллюстрирование не было.
Наша армия будет жить и умирать у моста Лугоуцяо - если мы должны умереть, этот мост станет нашей могилой.
Пусть сопротивление будет ответом вторжению, а кровь - защитой для нашей страны.
Напряжение в Северном Китае за последние полгода на самом деле было меньше, чем до этого. Газеты сообщали о военной демонстрации японских войск в Фэнтай в июне, но ни одна не осмелилась сказать, что это было сигналом надвигающейся войны. Теперь, когда все дошло до этого, было даже неясно, останутся ли Пекин и Тяньцзинь под китайским контролем.
«Оставайся сегодня дома, если тебе не нужно в школу. И никуда не ходи», - Шэнь Ляншэн не хотел оставлять Цинь Цзина одного дома, но у него были собственные проблемы, требующие решения. Его отец уже начал дергаться и позвонил ему, прося приехать.
Цинь Цзин, который все еще пялился на газеты, не ответил.
«Цинь Цзин…» - не получив ответа, Шэнь Ляншэн ощутил легкое раздражение, но не хотел сказать что-нибудь резкое. Он только усадил мужчину и успокаивающе, словно ребенку, сказал: «Ты же можешь сделать это для меня, правда?»
«Угу…» - наконец отреагировал Цинь Цзин и натянуто кивнул.
Шэнь Ляншэн не был уверен, воспринял ли мужчина всерьез его слова, но телефон в гостиной опять стал трезвонить. Горничная ответила, но не позвала молодого хозяина.
Спустя несколько секунд, служанка вошла и, оценив ситуацию в комнате, доложила:
«Они спрашивали, уехал ли уже молодой господин, - аккуратно заговорила она. - Я сказала, Вы только что уехали, сэр…»
«Спасибо», - прервал ее Шэнь Ляншэн. Цинь Цзин все еще сидел там как статуя, но Шэнь Ляншэн не знал, что еще сказать. Спокойно оставив слугам распоряжение не спускать с него глаз, он поехал в поместье отца.
Изначальным планом Шэнь Ляншэна было взять как можно больше денег и бежать, но существовал лимит на количество наличности, которое он мог иметь при себе. Он не собирался так легко упускать шанс забрать все предприятие Шэнь с собой. Все это время он понемногу копил, убеждая отца перевести активы за пределы страны. К сожалению, Шэнь Старший придерживался мнения, что Шэни будут успешны в Китае до тех пор, пока наблюдают за приливами и плывут в соответствие с ними, в то время как к другой стране это может быть неприменимо. Однако сейчас, когда началась война, по-видимому, без предупреждения, он начинал жалеть, что не вывез все раньше. Собственность, инвестиции и приносящий прибыль завод - ни с чем из
этого он не хотел расставаться, и все это было непросто продать за короткое время.
Его не покидала тревога до встречи с сыном, но, увидев спокойствие Шэнь Ляншэна, его собственные нервы тоже пришли в порядок. Отец с сыном поговорили в кабинете и пришли к соглашению, что оба северных города определенно будут потеряны, если не будет заключен мирный договор. Шэнь Ляншэн также прямо сказал, что как только падут Пекин и Тяньцзинь, будет бесполезно пытаться обезопасить свои фонды, если они работали против японцев. Он также считал, что завод может продолжить работу, так как уже дважды имел дело с японцами, но прибыль должна быть разделена с ними. Как только они будут контролировать весь Север, сырье не продвинется дальше без их разрешения, и о производстве не будет и речи.