В толпе неожиданно мелькнуло знакомое лицо. Маргарита?! Их взгляды встретились, она тотчас отвела глаза; Луве понял: жена не хочет, чтобы он узнал ее при всех. Он заставил себя смотреть в другую сторону, хотя сердце бешено колотилось. Кто-то сел рядом; Луве скосил глаза — ее юбка, ее руки на коленях. Руки дрожат, она сцепила пальцы. Милая, храбрая Лодоиска[24]! Она оставила полугодовалого Феликса дома и пришла сюда, в логово зверя, чтобы быть рядом с ним! Разъяренные фурии теперь брызгали слюной им в лицо, выкрикивая брань и угрозы, сабли почти упирались им в грудь. Маргарита сидела молча, глядя прямо перед собой; Луве решился и взял ее за руку. Пусть видят: она его жена, он не даст ее в обиду.
Было уже около одиннадцати вечера. От шума болела голова, голод давал о себе знать, все остальные чувства притупились. Воспрянувшие духом "хребетники" зачитывали с трибуны резолюции с требованиями народа. И вдруг раздался выстрел.
— Именем закона! — прокричал Лежандр в наступившей тишине. — Приказываю вооруженным гражданам удалиться!
Гомон возобновился, пики заколыхались, но в Манеж со всех сторон входили батальоны Национальной гвардии из ближайших секций со штыками наперевес, хромой Кервелеган и Огис вели их за собой, размахивая саблей. Санкюлоты обратились в бегство; их место заняли гвардейцы-освободители, встреченные аплодисментами. Заседание возобновилось; все резолюции, принятые за последние десять часов, были отменены, четырнадцать депутатов обвинили в организации мятежа, еще столько же осудили за его одобрение, Луве поручили произнести речь на похоронах Феро. В полночь члены Конвента наконец-то разошлись по домам.
На следующий день занялись вопросами продовольствия, попутно приговорив к смертной казни Жана Тинеля, ученика слесаря, "за то, что носил голову депутата Феро". Казнь должна была состояться пятого прериаля, но накануне вечером мальчишку отбили и спрятали где-то в Сент-Антуанском предместье. Там же, возможно, скрывались якобинцы Камбон и Тюрио — подстрекатели бунтовщиков. Повод к войне был найден.
Едва рассвело, дивизионный генерал Кильмен выступил с площади Карусели во главе отряда из тысячи "черных воротников", усиленных тремя сотнями драгун и двумя пушками. Дошли по набережным к Гревской площади, пересекли Сент-Антуанское предместье вплоть до снесенной Тронной заставы и постучали в дверь дома Сангера: Кильмену сказали, что беглые депутаты прячутся там.
Пока драгуны обшаривали дом снизу доверху, притомившаяся "золотая молодежь" расположилась на отдых. Ужасно хотелось есть, но хлеба добыть нельзя: карточки можно отоварить только в своей секции, по месту жительства. К площади осторожно приблизились несколько торговок зеленью.
— Что там у тебя в корзинке?
— Редиска, граждане.
— Сколько просишь за нее?
— Сто су.
Баба таращила честные глаза, стараясь не моргать. Ей дали монету в двадцать ливров и забрали всю корзинку; ее товарки расторговались так же быстро и громко благословляли щедрых красавчиков, которые не чета этим нищим якобинцам. Щеголи смеялись и хрустели редиской — вот настоящий завтрак республиканца!
В доме Сантера никого не нашли; патрули, отправленные Кильменом на разведку в тыл, не вернулись, зато генералу доставили новый приказ от Конвента: в предместье не вступать, а охранять подходы к нему, ожидая подкреплений и принимая меры к разоружению мятежников. Не вступать! Всё предместье уже знает, где они и сколько их, и наверняка вооружается. Но делать нечего, надо возвращаться к бульвару.
По пути Кильмен остановился у гражданского комитета секции Общества слепых, вызвал двух его членов, расспросил о настроениях в квартале и о том, известно ли им, где прячутся убийца Феро и его сообщники. Граждане ответили, что убийцу ищут, клевете на Конвент никто не верит, они сами пойдут с генералом, чтобы разделить с ним опасность, и просят его во избежание лишних жертв не прибегать к силе без необходимости, действуя убеждением: баррикады наверняка сдадут без боя. Баррикады?..
Первая из них оказалась неподалеку. Мужчины потрясали пиками; растрепанные, безобразные женщины грозились разорвать щеголей на куски. В голове Кильмена промелькнула мысль о том, что углубляться на территорию противника со столь малыми силами опасно, лучше вернуться назад. Однако тактическое отступление, несомненно, примут за бегство, которое приободрит мятежников и разочарует добрых граждан. Нет! Пусть сами разберут свою баррикаду! Кильмен велел выкатить вперед орудия и поставил ультиматум: если их не пропустят прямо сейчас, он сметет препятствие вместе с теми, кто его соорудил.
24
Лодоиской (польское уменьшительное от имени Луиза) звали одну из героинь романа Луве "Любовные похождения шевалье де Фобласа", по которому Луиджи Керубини написал оперу "Лодоиска". Луве называл так свою возлюбленную.