Тальен говорит, что подаст в отставку из Комитета общественного спасения. Терезу ему не обмануть: он просто хочет отмежеваться от своего прошлого перед новыми выборами, смыть клеймо "террориста". Конституция 5 фрюктидора, представленная Буасси-д’Англа, сильно отличается от прежней: она начинается с Декларации прав и обязанностей человека и гражданина, при этом знаменитую фразу "все люди рождаются свободными и равными в правах" вычеркнули вообще. "Добрый гражданин" должен быть хорошим сыном, отцом, другом и супругом, а не врагом тиранов. Для избирателей установили имущественный ценз, чтобы демагоги не въехали в Совет пятисот на плечах голодранцев; Совет старейшин изберет Директорию из пяти человек — правительство, не зависящее от законодателей, и каждый год одного из директоров будут переизбирать. Ах, как загудели цареубийцы! Поняли, что к власти придут люди, умеющие складывать и умножать, а они сами, способные только отнимать и делить, останутся не у дел (и хорошо, если с головой на плечах), поэтому они быстренько проголосовали за декрет, по которому Совет пятисот должен на две трети состоять из бывших депутатов Конвента, но только не от "Горы" — тех избирать нельзя вообще. Ох, накличут они беду своей твердолобостью.
Франция хочет вернуть всё, как было, но с другими людьми — это так по-женски. Тальена среди новых людей не будет, это ясно как день. Его стихия — заговоры, поиск врагов и расправа над ними, хотя в душе он пошлый мещанин. Но кто же тогда? Тереза задумалась.
На том термидорианском празднике все гости были в официальных костюмах представителей народа, сочиненных для них Давидом: синяя туника до колен, синие же облегающие штаны, уходящие в мягкие кожаные полусапожки, красный плащ с белым подбоем, застегнутый на плече пряжкой со словами "Французский народ, Равенство и Свобода", круглая шапочка с плоским верхом, украшенная трехцветным пером… Только один человек был в простом черном рединготе и сапогах — Поль Баррас. Он выделялся тем, что был самим собой.
Баррас… С ним сейчас Роза Богарне, крёстная дочки Терезы — маленькой Розы-Термидор. Конечно, они с ней подруги, но… Ничего, Роза найдет себе другого.
— Я согласен. Но предупреждаю: как только меч будет вынут из ножен, я вложу его обратно лишь тогда, когда восстановлю порядок.
Баррас приподнял одну бровь и смерил взглядом своего собеседника. Похоже, этот Буонапарте слишком большого мнения о себе. Что ж, посмотрим, на что он способен.
— Ты можешь рассчитывать на мою поддержку… гражданин.
Генерал Мену совершенно напрасно вступил в переговоры с мятежными секциями, когда в Париже снова зазвучали призывы к восстанию. Монархисты вопили, что результаты плебисцита подделали: народ не мог проголосовать за то, чтобы новый парламент на две трети состоял из цареубийц. Еще бы: они-то намеревались получить большинство в обеих палатах, а уж тогда до замены пятиголовой Директории одной головой в короне оставался бы всего один шаг. Барабаны били общую тревогу; их гром отчетливо слышался в Манеже. "Встретим смерть с отвагой истинных друзей Свободы!" — воскликнул Лежандр. В свое время Конвент допустил досадный промах, позволив монархистам вступить в Национальную гвардию. Теперь у них было двадцать пять тысяч штыков, и командовал ими генерал Даникан. Полтора месяца назад он приехал в Париж из Вандеи, произнес в Конвенте гневную речь о жестокостях республиканских военачальников, а потом подал в отставку. Поневоле пожалеешь о расправе с якобинцами — вот кто не стал бы миндальничать! Впрочем, в полночь опомнившийся Мену отбросил мятежников кавалерийской атакой к самому холму Монмартр, но веры ему больше не было. Генерала разжаловали и арестовали, а командующим внутренними войсками назначили Барраса. Теперь он должен был спасти Республику.