Она не курьер, чтобы нестись сломя голову; к тому же всё еще может перемениться, поспешай медленно, как говорили древние. Комендант Пескьеры отказался ее принять: он не может гарантировать ее безопасность, ей дадут свежих лошадей и… Ну уж нет! Она жена генерала Буонапарте и останется здесь, пока не получит четких и ясных указаний лично от него! Указания привез на следующее утро Жюно: Наполеон ждет ее в Кастельнуово.
Высокие холмы похожи на щетку с щетиной из кипарисов; розовая стена древнего замка с длинным рядом "ласточкиных хвостов" возвышается над беспорядочной кучей подслеповатых домишек с черепичными крышами. Впереди кареты Жозефины едут драгуны; Жюно гарцует рядом с дверцей. Справа раскинулось бирюзовое озеро, за которым, в летнем мареве, проглядывают снежные шлемы Альп. Жозефине нет дела до смолистого запаха пиний, песни пастухов и прочей романтической ерунды: ей хочется поскорее добраться до места и принять ванну.
Резкий и громкий звук заставляет ее вздрогнуть; по округе прокатывается эхо, а мимо кареты со свистом проносится ядро. Ржание, крики — двух человек убило! Жюно вертится на своем коне, отдавая приказы; драгуны разделяются на группы, разъезжаясь в разные стороны; некоторые спешиваются и становятся на одно колено, готовясь стрелять; лошади мчат карету галопом вверх по холму, под защиту деревьев, куда не долетят ядра, выпущенные австрийской канонеркой…
Эту ночь Жозефина и Наполеон проводят вместе. Он показывает подарки для неё, а еще духи для Гортензии и золотые часы с репетиром для Евгения (ему хочется завоевать любовь ее детей). Она восторгается подарками и с восхищением их рассматривает. Он клянется, что Вурмзер дорого заплатит за несколько минут пережитого ею страха. Она отдается ему целиком, позволяя делать с собой всё, что он захочет. Завтра Жозефина попросит, чтобы лейтенанта Шарля перевели из Вероны в другой полк. Куда-нибудь поближе к Лукке…
"Верона, 4 фримера V года.
Надеюсь вскоре очутиться в твоих объятиях, мой нежный друг. Я люблю тебя до ярости. Я написал в Париж с этой почтой. Всё хорошо. Вурмзер был разбит вчера под Мантуей. Твоему мужу для счастья нужна лишь любовь Жозефины".
39
— Вы мой кроткий ангел.
— Это верно, Господь сотворил меня кроткой. Но ведь и вы так добры ко мне. Вы сильный и добрый.
Адриенна сидит на кровати Жильбера, он подложил ей под спину всё, что только нашлось мягкого. У нее страшно распухли руки — не поднять, а сыпь перекинулась и на ноги. В кресле ей было бы удобнее, но кресла нет, и достать нельзя. Ей душно, но если открыть окно, сразу налетят тучи мух от уборной и комаров от канавы.
— Вы добры, щедры и великодушны, — говорит ей Лафайет. — Помните мой первый отъезд в Америку? Все тогда ополчились на меня. Сегюр мне рассказывал потом, что вы прятали слезы на его свадьбе. Вы не хотели показаться расстроенной, боясь, что мне и это поставят в вину.
— Как мило, что вы помните об этом…
Анастасия закончила свою работу — смастерила туфли отцу из своей шляпки. Надо примерить; отметая протесты Лафайета, дочь встает перед ним на колени, отвязывает бечевки, которыми крепятся к босым ногам кожаные подошвы (республиканские сандалии, как он шутит), и надевает ему туфли. Они как раз впору! У Анастасии золотые руки! Вот повезет тому счастливцу, за которого она выйдет замуж! Виргиния показывает им рисунок, сделанный огрызком карандаша на полях книги: это портрет солдата, который приносит им обед; он такой смешной — бровастый, усатый. Поразительное сходство! Все рассматривают рисунок и смеются.
По ночам, лежа без сна в душной темноте, Адриенна не раз и не два задавала себе вопрос: правильно ли она поступила, не оставив дочерей у тетушки Тессе и Полины? Анастасии восемнадцать лет; она высокая, стройная, красивая девушка — вся в отца, но ее красота может увянуть, не успев расцвести. Этой весной Виргиния вдруг заболела, у нее был сильный жар и сыпь по всему телу, а Анастасии пришлось по-прежнему делить с ней постель… Они обе такие бледненькие! Виргинии тринадцать; последние пять лет ее образованием никто по-настоящему не занимался. Адриенна старается читать с ней здесь, в тюрьме, чтобы дать ей хоть какие-то знания. Оказывается, она и сама многое позабыла! А ведь когда-то она хорошо знала географию, ботанику, древнюю историю… Но дочери сами захотели поехать — пусть в тюрьме, зато с отцом и матерью. Они нужны друг другу, это несомненно; только здесь, в этой камере, их жизнь наконец-то наполнилась смыслом.