Адриенна покачала головой.
— Вы видите то, чего не видно им! — заговорила она убежденно. — Человек рождается свободным, но за свою жизнь он может забыть, что это такое, его нужно заново учить быть свободным, а разве могут это сделать те, кто не свободны сами?
Лафайет молча расхаживал по комнате, как всегда в минуты волнения.
— Эти люди, — Адриенна указала рукой себе за спину, — верят вам, Жильбер, они хотят, чтобы вы вели их за собой, и вы не можете, не имеете права им отказать!
Значит, они всё ещё здесь. Делегаты от Национальной гвардии. В самом деле, неудобно будет даже не выйти к ним…
— Вы достаточно хорошо знаете народ, чтобы понимать, — продолжала Адриенна, — ему нужен вождь. Если вы не поведете его за собой, народ последует за другими, и Бог знает, куда эти другие его заведут.
Лафайет остановился. Она права. Конечно, его жена судит о людях, исходя из иных соображений, чем он сам, но она права. Взять хотя бы расправу над Фулоном: это явно козни герцога Орлеанского, никаких сомнений больше нет. Все клеветнические и нелепые слухи рождаются в Пале-Рояле, где находят приют недовольные дворяне, авантюристы, безденежные краснобаи и продажные писаки, готовые вцепиться зубами в кого угодно по приказу Шодерло де Лакло и маркиза де Силлери — верных слуг герцога, который ненавидит своего кузена Людовика XVI и стремится к власти. Великий магистр Великого Востока Франции ведёт себя как подлый интриган, распространяя грязные слухи о королеве и прочую ложь, однако в салоне его бывшей любовницы госпожи де Жанлис собираются молодые депутаты Национального собрания: Ламет, Барер, Барнав, — рискуя пропитаться этой отравой… Конечно, там же крутится Талейран, епископ Отенский, — скользкий, двуличный, циничный… Адриенна его не любит, как не любит она и Габриэля де Мирабо — депутата от третьего сословия, вошедшего в роль народного трибуна, — потому что он непорядочный человек: будучи женат, соблазнил замужнюю женщину, бежал с её помощью из тюрьмы, а потом очернил и позволил запереть с сумасшедшими и проститутками. Но это известно не всем, а Мирабо так хорошо и правильно говорит о свободе, что у него есть множество сторонников! "Скажите вашему господину, что мы здесь по воле народа и нас не выведут отсюда иначе, чем силою штыков!" — этот ответ Мирабо королевскому церемониймейстеру, присланному выпроводить Национальное собрание из Зала для игры в мяч, с восторгом повторяют друг другу как слова истинного революционера. Попробуй кто-нибудь сказать, что Мирабо — позер и хамелеон, так его тотчас назовут предвзятым злопыхателем. Но с другой стороны, разве найдется хоть один человек, про которого нельзя сказать ничего дурного? Бенджамин Франклин даже генерала Вашингтона заподозрил в стремлении к королевской власти и обратился к бойкому перу Мирабо, чтобы написать памфлет против Общества Цинцинната, усмотрев в нём сходство с рыцарским орденом…
Вашингтон! Вот рыцарь без страха и упрёка! Вот истинный Цинциннат, не меняющий своих убеждений! Генерал очень дорожит своей репутацией; потребовалось много уговоров, чтобы он согласился оставить тихую жизнь плантатора и стать президентом Соединенных Штатов Америки… Вашингтон знает, что в политике чистым остаться нельзя, но он не отступил, как никогда не сдавался во время войны. Страшно вспомнить, через что пришлось пройти этому человеку: солдаты не раз показывали врагу спину, среди них были и дезертиры, и мародеры, даже предатели, но генерал не бросил армию! И привел её к победе! А он, Лафайет, его духовный сын? Хвастливо отправил генералу ключ от Бастилии и рисунок её руин, пробыл командующим Национальной гвардией всего неделю и сбежал с поля боя! Какой стыд! Доброе имя, как и свободу, не завоевать раз и навсегда, за них нужно сражаться каждый день…
Жильбер обнял Адриенну за плечи и поцеловал в лоб.
— Вы правы, сердце моё. Надеюсь, они еще не ушли; я сейчас спущусь к ним.
— Я оставила с ними Жоржа, чтобы удержал их.
4
Филипп де Сегюр зажёг свечу и раскрыл свой дневник. Нужно привести мысли в порядок, а лучше всего это делать, водя пером по бумаге.
За окном растекалась матовая петербургская ночь, притворяющаяся днем. В этом городе все притворщики. Только Нева никогда не скрывает своего истинного настроения. Сегодня она была благодушна и тихо несла лазоревые воды навстречу закату. Императрица очень редко видит её такой, проводя всё лето в Царском Селе и возвращаясь только осенью, когда Нева становится свинцовой.