Бьякуя не мог помочь своей юной супруге справиться с этим, но мог сохранить хотя бы внешнюю благопристойность.
— Вы готовы? — сипло произнес он, и Акеми вздрогнула, вскинула на него странный, диковатый взгляд. — Идемте домой.
Они шли к поместью Кучики в гнетущем молчании, на расстоянии вытянутой руки друг от друга — а еще вчера непринужденно болтали и держались за руки, как генсейские школьники. Бьякуя пытался привести в порядок сумбурные мысли, решить, как вести себя дальше, что вообще делать. Акеми занималась примерно тем же. Одного этого имени — Хисана — ей хватило, чтобы понять: ее брак под угрозой, их отношения с Бьякуей уже не будут прежними. Еще утром у нее были все основания считать, что вскоре получится вывести их на совершенно иной уровень, перейти от необременительной дружбы и горячего секса к действительно нежным и, что более важно, взаимным чувствам. Сейчас же девушка хотела сохранить хотя бы то, что уже было между нею и ее мужем: тепло, понимание, в некоторой степени — доверие.
Она не винила Хисану в том, что та появилась в их жизни так внезапно и так не вовремя. Эта миловидная мягкая женщина и в самом деле располагала к себе с первого взгляда, и Акеми не могла не понимать Бьякую, столько лет тосковавшего по первой жене и хранившего о ней самые трепетные воспоминания. Но собственные ее эмоции она также не сбрасывала со счетов. Много лет занимаясь расследованием чужих тайн, Акеми научилась понимать, что в основе большинства человеческих трагедий лежат подавленные чувства, не осуществившиеся надежды, обманутые ожидания и неспособность понять другого человека. Стоило ли так долго изучать людскую природу, чтобы в итоге попасться в ту же ловушку, что и многие ее клиенты? Нет, Акеми не хотела стать несчастной, пожираемой обидой жертвой. Но и ломиться напролом, требовать у Бьякуи немедленного решения его дилеммы было бы глупо. Поэтому юная княгиня Кучики пришла к выводу: она хорошая жена, в обязанности которой входит поддерживать своего супруга и дарить ему душевное тепло и равновесие. Осталось только утихомирить свою обиду и набраться сил. А было очень, очень обидно и горько.
В молчании они дошли до дома, в молчании поужинали, сидя в полумраке и не глядя друг на друга. Когда слуги перестали скользить по столовой бесшумными тенями и оставили хозяев наедине, Акеми решилась закинуть пробный шар.
— Желаете поговорить?.. — начала она, но Бьякуя перебил ее:
— Нет! — прозвучало резко и категорично.
Акеми невольно поджала губы и опустила глаза. Не слишком хорошее предзнаменование! Она знала, что на самом деле Бьякуя довольно импульсивный, и только строгое аристократическое воспитание не позволяет ему быть вспыльчивым. Однако пережитое этим вечером потрясение, видимо, выбило его из колеи куда больше, чем он показывал. Что ж, оставалось переждать и это.
— Прости, — глухо произнес Бьякуя, подходя к жене и помогая ей подняться. Она встала, подняла на мужа вопрошающий взгляд. Он смотрел на нее печально и немного виновато.
— Прости, — повторил Бьякуя, наклонился и почти невесомо поцеловал Акеми в лоб. — Мне сегодня надо побыть одному.
Девушка только кивнула несколько раз, вынула пальцы из сжимавшей их мужниной руки и тихо ушла на свою половину. Бьякуя остался в полутемной комнате совершенно один, и сумрак вокруг него с каждой минутой приобретал все более морозные оттенки.
Хосими работала у зажиточного руконгайца. Такеши-сан содержал три идзакая в первом, четвертом и седьмом районах Рукона, а также ткацкую и швейную мастерские в третьем. Кто бы что ни говорил, но и в посмертии душам нужно прикрыться от чужого любопытства, и в Обществе Душ с этим прекрасно справлялась непритязательная, но хорошо пошитая одежда из простой, но крепкой ткани, да и радости никому не чужды, а что может радовать больше, чем вкусная еда и веселящее саке? Хосими начала подавальщицей, но ее генсейский опыт помог в скором времени стать управляющей одного из идзакая, а после взять на себя бухгалтерию всей сети закусочных. Теперь Ямагути-сан была уважаемой дамой, жила в маленьком домике поблизости от жилья ее работодателя и занималась тем, что умела лучше всего — менеджментом и логистикой. Недавно она подкинула Такеши-сану идею о том, что закупать некоторые продукты не слишком выгодно — гораздо полезнее будет обустроить теплицы и выращивать овощи и зелень самим. Для этого, конечно, придется немного потратиться, да и потом платить наемным работникам, но ведь такой разумный, благородный и добрый человек, как Такеши-сан, не может не понимать: во-первых, так действительно выгодно, во-вторых, чем больше соседей и руконгайцев попроще работают на него, тем больше они ему обязаны, а это дорогого сто́ит. Трактирщик подсчитал, прикинул — и согласился. Вот-вот должен был сойти снег, и у зарождающейся корпорации хватало забот. Хосими уже договорилась об аренде незастроенного участка земли, где нанятые ею же люди вскорости займутся формированием открытых грядок и постройкой парников для более капризных растений. К ханами должны будут появиться первые всходы, а там и до урожая недалеко. Мысли о том, что и в загробном мире она приносит пользу, как делала это в жизни земной, грела душу молодой женщины. В последние дни она часто улыбалась: ее занимало новое дело, но еще больше радовало то, что надежда встретиться с Нобуо-сама приобрела крепкую основу.
Хосими ссыпала в полотняный мешочек звонкие монеты, убрала их в сейф, сделала пометку в хозяйственной книге и потянулась, расправляя плечи. Сейчас она попьет чаю и пойдет домой, где с теплом в сердце станет планировать, как передвинет мебель и поменяет расположение ширм, у какого торговца купит новые скатерть и постельное белье, где закажет двойной футон и когда будет всем этим заниматься, чтобы успеть к встрече с мужем. К госпоже детективу она ходила четыре дня назад, та обещала сказать что-нибудь через две недели. Осталось еще десять дней до первых сведений о Нобуо-сама, и Хосими ждала с замиранием сердца, когда же они пройдут.
Странный шум у входа заставил ее отвлечься от приятных размышлений. Хосими убрала книгу, чтобы никакие неожиданности не испортили строгую отчетность, поправила прическу и поспешила к дверям офиса. Да, она все еще называла контору, располагающуюся в традиционном доме, генсейским словом — это как будто сближало ее со всем тем, что осталось по ту сторону разделителя миров.
На крыльце полный, красный от напряжения и волнения Такеши-сан отвешивал почтительные поклоны высокому шинигами. Тот стоял у нижней ступеньки с непередаваемым выражением на холеном лице — смесь презрительной обреченности и удивленной тоски делали правильные черты надменными и холодными. Хосими выскользнула наружу, поклонилась и вопросительно уставилась на визитера, в котором узнала супруга госпожи детектива. Неужели Акеми-сан уже что-то разузнала? Это было бы просто волшебно! Странно только, что с новостями она прислала не мальчишку-посыльного, а собственного мужа. Он, судя по всему, аристократ, возможно, даже из Великих. Не может же быть, чтобы на досуге он помогал своей жене. Или может?
Шинигами увидел ее и взгляд его потеплел, разом сделав лицо молодым и приятным. Коротким жестом он заставил Такеши-сана умолкнуть, поднялся на пару ступенек и встал так, чтобы смотреть в глаза Хосими. Она удивилась и немного занервничала. Еще в агентстве этот молодой мужчина ввергал ее в трепет и замешательство. Вот и теперь он словно ждал чего-то, вглядываясь в ее лицо.
— Здравствуй, Хисана, — сказал он.
— Вы меня с кем-то перепутали, — дрожащим голосом ответила она и облизнула пересохшие от волнения губы.
Взгляд капитана стал печальным, глаза потемнели и словно утратили блеск.
— Я не… — начал он и сам себя прервал. — Я пришел просить вас, госпожа, оказать мне честь и поужинать сегодня со мной вдвоем.
Хосими потрясенно уставилась на него. То ли ее основательно перепутали с неизвестной Хисаной и ничего не хотят слышать, то ли тут так принято, и женатый человек может позволить себе вот так неприкрыто ухаживать за посторонней женщиной, не оглядываясь на собственный статус и мнение супруги. Видимо, странный шинигами уловил колебания Хосими. Он осторожно взял ее за руку и тихо, чтобы никто посторонний не услышал, проговорил: