– Фух, – произнесла Дженни.
Лицо ее осталось совершенно безжизненным. Салли нажал другую кнопку.
– Фух.
Еще кнопка.
Дженни улыбнулась, как Мона Лиза.
Салли нажал сразу несколько кнопок.
– Бурлаппеньо, – сказала Дженни. – Бама-уззтрассит. Шух.
А потом скорчила рожу и высунула язык.
Салли не осмелился экспериментировать дальше. Он аккуратно поставил ботинки у фургона, как ставят тапочки у кровати.
– О-хо-хо… Люди ко мне больше не придут. Теперь они думают, что у меня тут морг какой – после того, что он сегодня выкинул. За одно я Господа благодарю…
– За что?
– По крайней мере, они не узнали, чье лицо и чей голос у этого холодильника.
– А чьи они?
– А вы не в курсе? – удивился Салли. – Он сделал слепок ее лица и водрузил на Дженни. А потом записал все звуки английского языка в ее исполнении. Все-все, что вылетает из динамика Дженни, когда-то произнесла она.
– Да кто? – не выдержал я.
– Нэнси. Или как бишь ее там зовут. Дама, которая теперь при смерти. Он это проделал сразу после медового месяца.
Мы проехали семьсот миль за шестнадцать часов, и за это время Джордж мне и десятка слов не сказал. То есть говорить-то он говорил, но не со мной. Болтал во сне, вероятно, с Дженни. Пробурчит сквозь храп что-то вроде «уффа-муффа» и давай шевелить пальцами на ногах, сообщая Дженни, какой ответ хочет от нее услышать.
Однако волшебных ботинок на нем не было, так что Дженни не отвечала. Она ехала пристегнутой к стене в темном кузове. Джордж не особенно за нее волновался на протяжении пути, но когда до места назначения остался какой-то час, забеспокоился что твоя ищейка. Каждые десять минут требовал остановить фургон и бегал проверять крепления – а вдруг она там отстегнулась и теперь кувыркается в собственных мозгах?
Внутри фургон выглядел, как монашеская келья, устроенная в аппаратном зале телестанции. Видал я паркетные доски, которые были шире и мягче, чем койка Джорджа. Все здесь, что предназначалось для него, было дешевым и неудобным. Поначалу я даже удивлялся, во что тут вложена упомянутая четверть миллиона. Но всякий раз, когда луч его фонарика пробегал по мозгам Дженни, я понимал все больше. Мозги Дженни представляли собой самую хитроумную, самую сложную, самую прекрасную электронную систему. Когда речь шла о Дженни, деньги значения не имели.
На восходе солнца мы свернули с шоссе и поколдыбали по ухабам в городок, где располагался центральный комплекс «Фабрики домашней техники». Здесь начинал свою карьеру я, здесь начинал свою карьеру он, сюда он когда-то привез свою невесту.
За рулем сидел Джордж. Болтанка по колдобинам разбудила меня и что-то растрясла в нем. На него внезапно напало желание поговорить. Начал он ни с того ни с сего, как включившийся будильник:
– Я ее не знаю! Я же совсем ее не знаю, мальчик Джим! – Джордж ударил себя по тыльной стороне руки, пытаясь заглушить боль в сердце. – Я еду к совершенно чужому мне человеку! Когда-то она была очень красивой – вот и все, что мне о ней известно. Когда-то я любил ее больше всех на свете, а она разбила все, что было у меня, на мелкие осколки. Карьеру, отношения с друзьями, дом… всему настал капут! – Он ударил по кнопке на приборной панели и крикнул в мегафон на всю спящую округу: – Никогда нельзя идеализировать женщину! Запомни это, мальчик Джим!
Нас качнуло на очередной выбоине, он обеими руками вцепился в руль. И до конца пути молчал.
Мы подъехали к белому особняку с колоннами на фасаде – дому Норберта Хониккера. Норберт был заместителем директора исследовательской лаборатории ФДТ – и когда-то лучшим другом Джорджа. До того, как украл у него жену.
Во всех окнах горел свет. Мы припарковались перед домом за машиной врача. То, что она принадлежит именно врачу, было ясно по символу переплетенных змей на номерном знаке. Как только мы заглушили мотор, из дома вышел Норберт Хониккер в халате и тапочках. Он явно не спал всю ночь.
Руки они друг другу не пожали. И даже не поздоровались. Хониккер сразу начал заранее отрепетированную речь:
– Джордж, я подожду здесь, а ты заходи. Пока ты там, мой дом – твой дом. Вы с Нэнси вольны сказать друг другу все, что вам нужно.
Но Джордж совсем не хотел встречаться с Нэнси один на один.
– Мне… мне нечего сказать ей.
Он даже схватился за ключ зажигания, готовый завести фургон и рвануть прочь.
– Говорить будет она. Она всю ночь спрашивала о тебе. Она знает, что ты приехал. Только наклонись к ней поближе. Сил у нее не так много.
Джордж вылез и, волоча ноги, поплелся к дому. Он шел, как водолаз по дну морскому. Сиделка впустила его и захлопнула дверь.