— Когда это я врала? — вскинулась оборванка.
— Врала вот! — толстуха непримиримо поджала губы.
— Так, замолчали обе! — гаркнул вконец замороченный Бенедикт. — И давайте по порядку! Женевьева, что это за чудо лохматое?
— Бродяжка, — экономка смерила Юльке убийственным взглядом: — Хозяйка наша, доброй души человек, пожалела сироту, вот и давала поручения всякие. То в лавку сходить, то письмо какое отнести. Платила, конечно. Только зря она ехидну на груди пригрела. Я-то знаю, что булки в лавке стоят куда меньше, чем эта нахалка говорит.
— Так поднялись цены-то, — Юльке честными глазами уставилась на Хартов, а потом сморщилась и, кажется, собралась реветь: — Что же мне теперь делать прикажете? Кормильцы забросили, не иначе, помирать сиротинушке с голоду…
Бенедикт выругался сквозь зубы. Кати, зная, что брат слез не выносит (сама не раз этим пользовалась) восхищенно посмотрела на девчонку. Интересно, как она умудрилась так быстро его раскусить?
Юльке же упоенно захлюпала носом и стала размазывать слезы по грязным щекам. Катрина попыталась навскидку определить возраст бродяжки, но засомневалась. Маленькая, тщедушная, с торчащими немытыми патлами неопределенного цвета, она с одинаковым успехом могла оказаться и подростком, и ровесницей самой Кати.
— Женевьева, — Бенедикт поднял на служанку страдальческий взор, — что ты там про пироги говорила?
Толстуха налилась краской и, кажется, даже дар речи на время потеряла. Юльке сразу прекратила реветь, подняла на Бена сияющие глаза:
— Вы… такой! Такой добрый! А можно, я потом еще зайду?
— Ну наха-алка… — покачала головой Жени.
— Э… потом. Как-нибудь. — Бенедикт кашлянул и сурово глянул на экономку: — Дай ей пирога, и пусть идет.
— Зря вы это. — Женевьева поджала губы и, возмущенно пыхтя, протиснулась мимо новых хозяев назад, в кухню.
— А ты подожди за дверью. — Бен легонько подтолкнул бродяжку к выходу и облегченно выдохнул, когда та вышла.
— Может, ну его, этот дом? — вполголоса пробормотала Кати, — связываться с этими скандалистками… Мадлена же нас не гонит?
— Я не привык сидеть на шее, — отрезал Бен. — К тому же, внес задаток. Ничего. Уверен, ты прекрасно справишься.
— Чего-о? — Кати округлила глаза. — Хочешь сказать, что разнимать эту парочку придется мне?
— Ну мы же вроде решили, что ты будешь командовать прислугой?
Кати надулась, а Бен вздохнул и погладил ее по голове:
— Если я получу работу, то буду занят на ней весь день. А тебе как раз представится прекрасный шанс потренироваться вести хозяйство. Перед замужеством.
— Каким еще…
Появилась Женевьева с корзинкой, накрытой белоснежной тряпицей. Кати замолчала и шагнула за бочку, уступая дорогу. С оскорбленным видом экономка проплыла мимо, вышла на крыльцо и выразительно хлопнула дверью.
— А корзинка-то у нее не маленькая, — заметил Бенедикт. — Признаться, не ожидал подобной щедрости.
— Так, может, Жени добрая? — Кати с сомнением покосилась на дверь: — Или, может, корзины поменьше не нашлось, а там на самом деле и пусто вовсе?
Брат с сестрой переглянулись и одновременно расхохотались, очень сейчас друг на друга похожие.
— Пойдем отсюда, — отсмеявшись, сказал Бен. — Еще раз лицезреть эту парочку выше моих сил.
— А я-то хотела морем отсюда полюбоваться…
— Значит, подождем, когда путь освободится, — Бенедикт подмигнул: — Пошли на кухню, пироги есть?
Вернувшаяся Жени страшно возмущалась, что хозяева сами налили себе чаю, да еще в столовой расположиться не пожелали.
— Ну как же так-то… — расстроенно бурчала экономка, отнимая у Кати нож и ловко нарезая куски исходящего мясным духом печева, — что же вы, словно чернь какая, с посудой возитесь?
Бенедикт попытался успокоить толстуху, но вскоре понял, что без толку. Поспешно сунул остатки пирога в рот и кивнул сестре. Они поднялись из-за стола, наскоро распрощались и, сопровождаемые трагическими вздохами Женевьевы, вышли на улицу.
Задний двор, заросший травой и колокольчиками, оказался небольшим, но уютным. Кати, с интересом озираясь, подошла к живой изгороди и принялась отщипывать черные ягодки с куста кизильника.
— Красиво, как я и думала.
— В ветреную погоду тут, наверное, не слишком уютно. Но дом хорошо утеплен, я проверял.
Кати привстала на цыпочки:
— Как думаешь, а к морю отсюда спуститься можно?
— И не мечтай! — Бен нахмурился, дернул куст и щелчком отправил ягоду в рот. — Руки-ноги переломаешь. Да и что за нужда? Внизу всё равно сплошные камни, и море тут неспокойное. Холодное, к тому же.