Скука и ничегонеделанье вообще не действуют на психику укрепляюще и позитивно.
Август обещал стать жарким. Июль уже отметился рекордными температурами. Гущин выходил на променад лишь ранним утром или поздним вечером — врачи обязали его разрабатывать коленный сустав, который к счастью удалось спасти от протезирования. Колено ныло и поскрипывало, Гущин, опираясь на трость, наматывал круги по скверу. Зойка Маргаритовна пролонгированные прогулки чрезвычайно одобряла и вела себя примерно, не заставляя хромоногого хозяина разыскивать ее по окрестным кустам и близлежащим помойкам. Благовоспитанная, чинная Заноза вышагивала рядом, изредка отвлекаясь на обнюхивание со знакомыми собаками. Однажды облаяла и погоняла обнаглевшую ворону, что засиделась на газоне, но вернулась к хозяину, едва тот свистнул.
Гущин тяжело добрел до лавочки, опустился на нее, подзывая Зойку. Сегодня днем майору позвонил непосредственный начальник подполковник Коростылев, предупредил, что подъедет и предложил встретиться в сквере. Мол, хорошо бы отдохнуть от кондиционированного воздуха кабинета и салона автомобиля.
Подумав о начальнике, Стас автоматически потянулся к карману, в котором раньше лежали бы сигареты… Но вовремя опомнился: стерильный больничный режим быстро отучил майора от пагубной привычки. Но достаточно было лишь вскользь подумать о работе и начальнике, как руки снова потянулись к сигаретам.
Стас усмехнулся, поглядел направо и увидел, что по аллее бодро шагает Анатолий Николаевич. Невысокий, крепенький с наметившимся брюшком и залысинами, он на ходу снимал поднадоевший за день пиджак. Раздеваться было не очень удобно, под мышкой подполковник удерживал кожаную папку. Подцепив пальцем пиджак за вешалку, Николаевич перекинул его через плечо и крикнул хорошо знакомой Зойке.
Заноза Маргаритовна замерла, подергала носом… и опознав персону, стремглав помчалась к подполковнику. Коростылев улыбнулся во всю ширь: уши собаченции развивались рыжими флажками, кривые лапки цокали когтями по асфальту, прут хвостика выражал радость от встречи, вращаясь словно вентилятор.
В общем, так получилось, что вначале подполковник поздоровался с собакой. Попутно извинился:
— Прости, Маргаритовна, зарапортовался, ничего вкусненького тебе не захватил. — И уже потом обратился к привстающему с лавочки коллеге: — Сиди, сиди, Стас! Здорово. Как дела? Как здоровье?
Мужчины обменялись рукопожатием, Гущин одним словом ответил сразу на два вопроса:
— Нормально. Как вы там?
— Штатно, — так же коротко определился подполковник. Сел. Пристроил папку на колени, глубоко вздохнул и замолчал, утирая широкий лоб ладонью.
Гущин напрягся. Он слишком хорошо знал своего начальника, чтоб сделать вывод: Коростылев приехал не с визитом вежливости, а по необходимости, причем, пожалуй, неприятной. Патрон уже не раз навещал майора — и в больнице был, и дома, — и каждый раз пытался хоть как развеселить раненого сослуживца, рассказывая уморительные случаи из недавнего, делился новостями. Сейчас — молчал и щеки надувал.
Подтверждая догадку Стаса, начальник набрал в грудь воздуха и, состроив якобы веселую улыбку, неловко брякнул:
— Не ошизел еще от безделья-то? А?
«Приехали», — подумал Гущин. Грубоватыми шутками шеф обычно маскировал сильнейшее волнение.
— Николаич, — замирая сердцем, проговорил майор, — меня это… что… списать решили? В архив… или сразу на пенсию? По инвалидности.
Патрон взмахнул обеими руками:
— Окстись, Гущин! Какой — «списать»?! Лучшего сыщика эпохи, в тридцать семь лет… Скажешь тоже.
Коростылев протестовал излишне рьяно, и у Гущина появилось ощущение, что под диафрагмой появились мыши — карабкаются по внутренностям и щекочут душу лапками.
О том, что его могут отправить в отставку по состоянию здоровья, Стас подозревал уже давно. И сейчас опасался, что шеф-приятель именно потому и предложил побеседовать на улице, чтобы позволить Стасу достойно принять новость и не волновать скукоженной физиономией впечатлительную маму. Успел опомниться до возвращения домой.
Заметив, как скис майор, подполковник сочувственно крякнул, раскрыл замок на кожаной папке и, копошась в бумагах, пробурчал:
— Я, Стас, к тебе по делу. Где же это тут у меня… Ах, вот. На, посмотри.
Когда Гущин брал пластиковую обложку с какими-то документами, руки у него слегка подрагивали. Коростылев скривился:
— Да ладно тебе, Станислав Петрович… Пока я в силе, никто тебя не спишет. Обещаю.
Станислав кивнул, раскрыл папку и сразу же увидел в ней фотографии с места преступления. Крупный план лица мертвой девушки с мокрыми светлыми волосами, несколько снимков знакомого речного берега с лежащей на зеленой траве фигуркой в бежевом платье. Еще одним крупным планом криминалист сделал акцент на одежде покойницы: подол платья в стиле милитари — с карманами и погончиками, был обрезан полукругом.