Станислав поморщился. Ситуацию патрон обрисовал крупными художественными мазками: ретивый дуралей решил выслужиться перед начальницей и доложил ей все — мама не горюй! Помощь бати замминистра предложил. Карьерист, чтоб их всех вместе с политикой…
— Короче, — продолжал подполковник, — Львова подняла всех на уши, затребовала для следственной группы лучшие силы. Попросила обеспечить свой поселок охраной…
— А у нее что — не охраняемый поселок? — удивился Стас.
— Поселок Львовых это отдельная история.
Неожиданно для Гущина местечко Игнатово, где жила мадам депутат оказалось не супермодным обиталищем для нуворишей, а обычной деревенькой — малой родиной ее супруга Дмитрия Михайловича. И по словам Евгении Сергеевны, радела она прежде всего не о безопасности своего семейства, а беспокоилась о населении (читай — электорате), почтившим ее доверием на выборах в Госдуму.
— Сурово, — покачал головой майор.
— А то. Политика. Львова вроде бы и в праве требовать и истерить. Типа то, что у нее две дочери — двадцати семи и шестнадцати лет, уже вторично.
— Ну я бы ее за беспокойство о дочерях тоже не стал упрекать.
— Согласен. У меня самого две внучки. Львову можно понять: где-то поблизости ходит убийца, дочки в самом аппетитном для него возрасте… я б на ее месте и сам бы все силы приложил.
— Ну и в чем подвох? Я-то чем тебе помочь могу?
Подполковник выпалил просьбу, как в канализационный люк сиганул:
— Не мог бы ты пожить у Львовых? А?
— То есть? — подался назад майор. — Как это — пожить?
— В Игнатово. Львова сама тебя предложила.
— Львова? Меня? — Раздельно и недоуменно выговаривая вопросы, Гущин думал о том, где депутат могла о нем услышать?!
— Угу. О тебе ей услужливый Владик доложил. Мол, есть такой гениальный сыщик, — ввернул комплимент Коростылев, — обретается без дела, когда-то, кстати, его от этого расследования отстранили…
— Да не отстранял меня никто! Дела просто объединили.
— Ну Львовой в этом разбираться некогда. Ей донесли, что «отстранили» толкового сыскаря…
— Толя, Толя, подожди, — взмолился Гущин. — Дай опомниться. Я даже пока с мыслями собраться не могу… Как все это будет выглядеть?! Как ты себе представляешь мое участие?!
— Стас, — утихомиривая подчиненного слабым взмахом руки, поморщился Николаевич, — дело, считай, решенное. Меня отправили тебя уговорить, а по сути даже поставить перед фактом. Ты ж понимаешь… дела твои не слишком хороши и лишняя галочка в зачет пойдет… Ну а в высоких кабинетах думают бесхитростно и попросту: ты многие задницы прикроешь. Отвлечешь огонь на себя. Поживешь у Львовой, накал страстей спадет, депутатка отвлечется на какие-то другие проблемы…
— Или Водяного поймают, — огорченно крутя головой, прошептал майор. Сплел пальцы в замок и сжал их крепко. — А Львова что, такая влиятельная особа?
— О-о-о, — подполковник поднял глаза к небу. — Еще какая. Связываться с ней не советую — бронебойная баба, деятельная, как четыре мужика. — Коростылев наклонился ближе к другу и увещевательно прошептал: — Но главное, Стас, она действительно боится. Горничную убили, когда та шла домой в соседнюю деревню, буквально в двух шагах Игнатово. Еще одну девушку этим летом нашли в реке, которая протекает поблизости от поселка. Как ты думаешь — у депутатки есть повод для беспокойства?
— Есть.
— И я о том же. Пожалей нас всех, дружище, если ты не согласишься… меня самого в Игнатово отправят! Лишь бы Львова перестала истерить.
Гущин не принял слова подполковника за правду, решил, что тот элементарно — давит. Жмет на слабую струну приятельства.
— Николаич, — поморщившись, сказал майор, — я в самом деле не понимаю, как все это будет выглядеть. Какие у меня полномочия…
— Самые широкие! — не дав договорить, пообещал патрон. — С Мартыновым все оговорено, он — за.
— Еще б не «за», — хмуро хмыкнул Гущин. — Я на себя бронебойную артиллерию отвлеку.
— Вот-вот, — обрадованно согласился подполковник, почуяв, что «струна» начинает поддаваться. — Игорю — что? Ему важно чтоб Львова перестала под ногами путаться. Она ж баба энергичная, только дай ей слабину еще и руководить начнет.
К сидящим на лавке мужчинам подбежала Зойка с прутиком в зубах. Положила его у ног хозяина, села и, выжидательно глядя в глаза, завиляла хвостиком, предлагая поиграть.
Прутик поднял Коростылев, нешироко взмахнув, бросил «апорт» на лужайку, но кривоватая палка улетела в кусты. Зойка смешно развернулась и, распластываясь тельцем по траве, понеслась разыскивать нехитрую игрушку.