Она ощутила его удивление в наступившем молчании, потом он заговорил:
– Они завяжут моих дочерей узлом, они заставят их страдать от чувства вины, как Лору. Может быть, они и не собирались этого делать. Возможно, они считают, что так думают все родители. Но Лора мучилась оттого, что не могла им угодить, что не сумела сделать их счастливыми, что все, что она делала, они не одобряли. Я не хочу, чтобы мои девочки испытывали то же самое.
Октябрь. Она ощутила тяжесть ответственности на своих плечах.
– Сэм, сможешь ли ты отложить из своих заработков столько, чтобы заплатить за операцию в октябре?
– Это возможно, – сказал он. Голос его, прозвучавший в ночи, показался ей резким и жестким. – Но маловероятно. Если в течение нескольких месяцев мы будем питаться одними бобами, а мои кредиторы отсрочат требования по выплате долгов, если мне не придется платить рабочим за дополнительное время. Черт возьми, Энджи, я не знаю! Каждый раз, когда я делаю шаг к этой цели, случается что-то, препятствующее мне и оттесняющее меня назад. – В его голосе прозвучала безнадежность.
Например, как жена, вдруг свалившаяся ему на голову и теперь сидевшая на ступеньке крыльца. Неудивительно, что его не обрадовала новость о том, что он должен содержать ее.
– Вся моя надежда на то, что я найду золото.
– Есть еще кое-что, вызывающее у меня недоумение, – сказала Энджи, с трудом переводя дух. – Почему ты должен переплачивать строителям за сверхурочную работу? Ты владеешь строительной компанией? Эти люди работают на тебя?
Если бы Сэму не приходилось платить за сверхурочную работу, они могли бы откладывать больше денег на операцию. Энджи ждала.
– Сэм?
– Я объясню, но не сейчас. Ладно? Сейчас мне необходимо пойти на Голд-Хилл и немного помахать киркой.
– Сейчас? – От удивления она захлопала глазами. – Ведь уже около десяти вечера.
– Не начинай!
– Не начинать? – Ее брови взметнулись, потом сошлись в одну линию. – Ты о чем?
– Не приводи мне дюжину причин, почему я не должен ходить, в салун или работать на своем участке допоздна, почему я должен оставаться дома вместо того, чтобы дежурить возле дома Драйфуса.
– Дежурить возле дома Драйфуса? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Она даже не знала, что бывали случаи, когда он не ночевал в своей палатке. Стоя, она цеплялась за свою шаль и смотрела, как он двигается в свете, падающем из двери кухни.
– Если ты здесь не ночуешь, ты должен предупреждать меня!
– Почему? Какое тебе дело, где я провожу ночь?
Он не отрывал от нее взгляда, но его глаза прятались в тени. Энджи понимала, что он зол на Гаунеров, на судьбу, на самого себя. Но гнев его изливался на нее. И этот гнев вызывал ее недовольство.
– Мне нет дела до того, где ты проводишь ночь, – ответила Энджи резко. – Ты мог бы проводить свои ночи в «Старом доме» в обществе мисс Лили и ее товарок, и это бы меня ничуть не задело. Но я хотела бы знать твои планы на ночь. На всякий случай. Мало ли что может случиться?
Внезапно Энджи осознала, что ее гнев сродни любовному возбуждению и желанию. Кровь бросилась ей в голову. Между ней и Сэмом возникло такое же напряжение, как в случае, когда он ее поцеловал. Ее глаза теперь были прикованы к его рту, она ощущала комок в горле и слабость в ногах. Проследив за направлением его взгляда, она поняла, что ее фигура, ее талия и бедра отчетливо выделяются в свете, падающем из кухни. Она сказала себе, что ей следует уйти, но не могла сдвинуться с места.
По сжатым челюстям Сэма пробежала судорога.
– Знаешь, иногда я чувствую, будто женат по-настоящему, – процедил он тихо сквозь зубы. – Мы видимся через день, ссоримся все время, и между нами нет сексуальных отношений.
Сэм повернулся, шагнул в сторону и исчез в темноте.
Глава 9
– Могу я говорить откровенно, миссис Холланд?
– Будьте любезны, – сухо отозвалась Энджи. Ей был неприятен мрачный взгляд, который сапожник бросал на кайму юбки Дейзи с той минуты, как они вошли в мастерскую. Она могла понять профессиональный интерес мистера Кравица. Но его чрезмерное внимание к увечью девочки и то, как он воззрился на нее, нервировало Дейзи и причиняло ей боль. Она остро чувствовала свою ущербность и пыталась укрыться за юбками Энджи.
– Что касается маленькой леди, то лакированные каблуки и лайковый верх – бессмысленная трата моего мастерства и ваших денег.
Это объяснялось просто: Дейзи при ходьбе делала упор на щиколотку и, следовательно, должна была смять лаковый каблук и опираться на мягкий верх.
– Лучше было бы выбрать прочную крепкую кожу. Энджи выпрямилась. Дейзи прижималась к ее боку, будто хотела исчезнуть.
– Нам, мистер Кравиц, нужны башмаки на каждый день и воскресная обувь.
– Понимаю. Но маленькая мисс поцарапает лак и…
– Я это понимаю.
Она уперлась холодным взглядом в лоб мистера Кравица, как раз между его глазами. Ее тон, поза, осанка и ледяное выражение лица – все это давало ему понять, что оскорбительная дискуссия окончена. Как он смел намекать на то, что Дейзи должна обходиться каждодневной обувью в воскресенье?
– Деньги ваши, – сказал мистер Кравиц, пожимая плечами.
– Как любезно, что вы это поняли. Может быть, теперь продолжим?
Смерив Энджи проницательным взглядом, Кравиц поманил Люси, стоявшую у окна и смотревшую на пробку из экипажей, образовавшуюся на Беннет-стрит.
– Если вы, молодая леди, сядете, я сниму мерку с ваших ног.
Дейзи потянула Энджи за рукав и подняла на нее глаза, полные мольбы:
– Я не хочу новых башмаков. Пожалуйста, не заставляй меня. – Слезы унижения сдавили ей горло.
Правильный ответ не сразу приходил в голову Энджи, когда у нее возникали сложности с девочками. Конечно, она понимала, почему оскорбленная Дейзи так сжималась под взглядом чужого человека и не хотела показывать ему искалеченную ногу. Дейзи и Энджи-то до сих пор не позволяла на нее смотреть. Но как сшить Дейзи новые башмаки, если сапожник не сможет снять мерку с ее ног?
– Сначала снимите мерку с Люси, – распорядилась Энджи, обращаясь к Кравицу, потом подошла к большому окну, выходившему на улицу.
Беннет-стрит поджаривалась на солнце, окутанная облаками пыли и размельченного до состояния пудры, конского навоза. Сплошным потоком по ней двигались телеги, коляски и всадники. Энджи с трудом могла прочесть надписи на вывесках лавок в дальнем конце улицы из-за транспорта и пыльной дымки.
В отличие от лавок и магазинов Чикаго в Уиллоу-Крик бизнес не был сгруппирован в одном месте. С одной стороны от мастерской сапожника размещалась мастерская седельника, а с другой – возвышалось здание отеля. Рядом с, конюшнями держал свою лавку бакалейщик. Пункты анализа руды испещряли ландшафт. Там и тут, как грибы, вырастали салуны, в одном месте рядом с больницей, в другом – возле магазина дамской одежды. Одна лавка скобяных товаров располагалась на Голден-авеню, другая – на противоположном конце города в конце Майерс-стрит. Энджи немогла понять причин такой странной застройки города.
– Энджи? – прошептала Дейзи.
– Я думаю об этом.
– Я сделаю все, что ты скажешь, если ты не станешь меня заставлять снимать мерку.
Энджи вздохнула и принялась теребить пальцы своих перчаток.
– У тебя есть еще одна пара башмаков дома?
– Да, есть старые.
– Ладно. Снимай башмак.
Встав на колени, она смотрела в полные слез глаза Дейзи.
– Мы оставим твой башмак у мистера Кравица.
– Зачем?
– Вместо того чтобы снимать с тебя мерку, мы попросим его использовать твой башмак в качестве образца. Но тебе придется идти домой в одних чулках. Тебе нравится такой план? – Улыбаясь, она заправила прядь пепельных волос за ухо Дейзи.