Если он готов оплатить свою дурацкую гордость судьбой девочек, она никогда не простит его. Никогда!
Гнев, отчаяние и бессилие в ту ночь не давали ей уснуть. Наконец перед рассветом она перестала мысленно оспаривать решение Сэма и, несмотря на утомление, попыталась поставить себя на его место. Какая-то ее часть понимала его и даже испытывала восхищение им, но она не могла согласиться с его решением. Однако одно было совершенно ясно. С ее мнением он не был намерен считаться.
Сэм предпочел пропустить завтрак, чтобы ему и Энджи не пришлось разыгрывать перед девочками сцену полного мира и благополучия. Разбирая помост для музыкантов, он размышлял о том, что они наговорили друг другу прошлой ночью.
Снова Энджи отказалась поддержать его. Она предпочла уйти, вместо того чтобы быть рядом с ним и поверить, что он поступает правильно. И это мучило его больше всего.
Через некоторое время он осознал, что кто-то трудится рядом с ним. Выпрямившись, Сэм сдвинул шляпу назад и заметил, что солнце уже появилось над пиками гор и осветило улицу.
– Предполагалось, что почетный гость не должен убирать, – сказал Сэм Кену. Его грудь еще сжимал гнев, и он держал плечи прямо и неподвижно. – Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я заверяю тебя, что не хочу твоих денег.
Кен размахнулся своим молотком и, ударив по двум доскам, отделил их друг от друга. Потом бросил в общую кучу.
– Ты должен дать женщине возможность верить во что-нибудь, Сэм.
– Черт возьми, Кен! Прекрати это. – Он с яростью обрушил молоток на следующие две доски, стараясь разделить их.
Почему ты не сказал ей, как собираешься выкрутиться? – Так или иначе он решил добиться ответа от Сэма.
– У меня есть свои причины.
– Но они недостаточно убедительны. Она встревожена и напугана.
Кен бросил еще две доски в кучу.
– Самое главное, что она на твоей стороне. Если ты этого не видишь, ты слепец, да еще болван в придачу.
Вопреки собственной воле Сэм вспомнил, как Энджи предлагала ему продать дом и жить в палатке. Она готова была делать все, что угодно, чтобы заработать деньги на операцию Дейзи. В его памяти всплыло, как она осуждала его за то, что он не послал за ней. И не важно, о чем шла речь, все каким-то образом оказывалось связанным с прошлым.
Он с силой взмахнул молотком.
– Она знала, где я. Я всегда сообщал свой адрес. Она могла связаться со мной в любой момент. За все эти десять лет она могла в любую минугу приехать ко мне.
– Но ты был слишком самолюбив, чтобы предложить ей приехать, а она слишком горда, чтобы попросить тебя послать за ней.
Кен выпрямился и вытер лоб рукой.
– Ты ничего не понимаешь в этом.
– Я не понимаю ни твоего, ни ее желания выиграть битву, начатую десять лет назад. Но почему ты думаешь, что она не верит в тебя, если не хочет слепо принять за истину то, что твой план удержать у себя девочек сработает? Она права. Энджи похожа на Молли. Они обе слишком умны, чтобы поверить человеку только потому, что он говорит: «Верь мне». Мы оба женились не на глупышках, Сэм. Если хочешь, чтобы Энджи была на твоей стороне, ты должен научиться доверять ей.
– Черт возьми, Кен! Я доверил ей своих дочерей, деньги, я поверяю ей свои секреты.
– Переломи свою гордость и доверься ей полностью. Она хочет в тебя верить, сынок. Дай ей шанс.
– В его плане, должно быть, есть что-то, что беспокоит его самого, что-то, в чем он не уверен. Вот почему он не говорит тебе, – сказала Молли.
– Он меня испытывает, – устало возразила Энджи. – Наконец-то я поняла это. Он хочет, чтобы я слепо доверяла ему, чтобы не задавала вопросов. Он желает полного и абсолютного доверия. – Эта мысль вызвала ее гнев. – Я не смогла слепо довериться ему десять лет назад, не могу и сегодня.
Молли отпила маленький глоточек кофе.
– Каждый мужчина с сотворения мира хочет, чтобы его женщина доверяла ему, чтобы она смотрела на него с обожанием и ворторгом и, что бы он ни говорил, отвечала: «Да, дорогой».
Она улыбнулась.
– Но я не могу это сделать. То же самое было десять лет назад. Он хотел, чтобы я собрала манатки и отправилась с ним на Запад. Он не сказал мне, куда именно и что он будет там делать. Он не сказал мне, как обеспечит крышу над нашей головой, чем мы будем питаться. Возможно, у него был план и на этот счет!
– Возможно, был. – Молли похлопала ее по руке. – Скажи, ты веришь в Сэма?
– Конечно. Но как я могу поверить в план, о котором и понятия не имею? Это-то и сводит меня с ума.
– В таком случае единственное, что тебе остается, – это верить в своего мужчину. – Молли внимательно изучала выражение лица Энджи. – Способна ты на это?
Энджи уронила голову на руки.
– А разве у меня есть выбор?
Прошлое казалось таким ясным. Сэм был виноват, что их брак не состоялся. Точка. Но теперь она начинала видеть и то, как все представлял себе он, и была вынуждена признать, что и сама вела себя не лучшим образом. Они были виноваты оба. Впрочем, теперь, возможно, это не имело значения. Сэм не сообщал, в чем его план, а она не была способна принимать его слова на веру. И тут ничего нельзя было поделать.
– Выбор всегда есть. Ты можешь верить в Сэма и поддерживать его, если уж он так чертовски упрям и уверен, что прав. Или можешь вступить с ним в конфликт, и оба вы будете злиться друг на друга. В этом случае он ни за что не раскроет тебе своего плана.
– Может быть, он считает, что это не мое дело.
– Но уж теперь-то ты знаешь, что это не так.
– Тогда в чем дело?
– Вы, возможно, и женаты десять лет, но все еще приноравливаетесь друг к другу, учитесь жить вместе. – Молли усмехнулась. – Каждый раз ты упираешься в его непонимание, в иную точку зрения, учишься на ошибках и думаешь, как в будущем избежать столкновения. Мне кажется, Сэм нарисовал себе картину семейной жизни, в которой слепое доверие занимает главное место. Возможно, и у тебя зарождается мысль, что это – самое лучшее.
– В настоящую минуту, – процедила Энджи сквозь зубы, – я хотела бы взять с плиты вот эту сковородку и садануть его по башке, вбить в пол, как гвоздь.
Молли рассмеялась и повернулась к двери, в которую вбежали Люси и Дейзи.
– Я жду вас обеих. Если мы хотим закончить то, о чем говорили раньше, нам надо сделать это сегодня, потому что мистер Джонсон и я уезжаем завтра утром.
Сердце Энджи сжала тоска.
– О, Молли, как я справлюсь со всем без тебя?
– Эбби, Тилли и Дороти обещали не оставлять тебя и не давать тебе ни минуты покоя, поэтому ты и не заметишь моего отсутствия.
– Замечу, – ответила Энджи тихо.
Не дожидаясь, пока они обе расплачутся, она поднялась с места и понесла грязные кофейные чашки к мойке.
– О каких планах ты говорила с девочками?
– Не скажем, – поспешно ответила Люси.
– Это сюрприз.
Каждая клеточка в лице Дейзи и каждый мускул ее тела свидетельствовали о том, что ей до смерти хочется рассказать Энджи.
– Я могла бы тебе намекнуть.
– Нет, – ответили в унисон Молли и Люси.
Когда девочки ушли в дом Мблли, Энджи перемыла посуду и убрала в кухне, продолжая размышлять о совете Молли и обо всем, что приходило ей в голову минувшей ночью.
У нее не было выхода. Ей приходилось довериться Сэму, надеясь, что его план окажется успешным. Но Молли она сказала правду. То, как Сэм строил свою жизнь и жизнь своих дочерей, было не ее заботой. Все это было его делом и оставалось на его совести. На сердце у нее было неспокойно, и она пошла искать Сэма.
Сэм увидел ее издали. Она направлялась к фургону Хьюго Мюллера, и вид ее не предвещал ничего хорошего: губы были сжаты в ниточку и лицо оставалось суровым. Он бросил последнее бревно на дно фургона, потом снял шляпу и отер рукавом лоб, прежде чем шагнуть вперед.
– Нам надо поговорить, Сэм.
– Знаю.
Она была очень хороша, когда тщательно одевалась, готовясь к выходу, но Сэм находил ее особенно желанной, когда она бывала такой, как теперь. Поверх ее домашнего платья был повязан еще влажный передник, пряди рыжевато-каштановых волос обрамляли раскрасневшееся лицо. Губы у нее были полными и естественно-розового цвета и будто звали к поцелуям, а темные глаза сверкали таким огнем, что от их вида у него сдавило грудь.