– Что вы слышали обо мне, Дан? Я ведь могу вас так называть? – Немного подавшись вперед, и сделав неопределенный жест рукой, спросил Алан.
– Я слышал о вас лишь то, что вы позволяете о себе говорить.
– Как предусмотрительно! Я польщен твоей проницательностью, но, признаться честно, с каждым годом нам все сложнее контролировать слухи, окутывающие жизнедеятельность нашей компании.
– Я знаю, что вы не адвокат.
– Разумеется, нет, но мне приходиться прикрываться этим званием, чтобы избавить себя от лишних объяснений!
– Так чем же вы все–таки занимаетесь, мистер Гвидиче? – С сарказмом спросил Дан и хозяин понял, что он попался на крючок.
– Алан. Для тебя просто – Алан. Видишь ли, мой дорогой друг, наш мир по самое горло погряз в похоти и желании разбогатеть, и именно эти желания превращают людей в одичавших собак, готовых выполнить любые команды, стоит только помахать перед их носом парочкой сотен баксов.
– На это есть полиция.
– О, брось, они такие же похотливые ублюдки, как и те на кого они охотятся! Пойми, Дан, я не злодей, я лишь связующее звено, нейтральная, третья сторона медали, которая контролирует всю преступность в нашем криминальном городе, сохраняя тысячи жизней!
– Значит, ты – добродетель? – С нескрываемой нотой насмешки, глумился Дан, ублажая свое самолюбие.
– Я не считаю себя Богом. Просто делаю свое дело. Возьмем, к примеру, проституцию: полиция и общество отчаянно борются с ней, а сами, по вечерам не прочь воспользоваться услугами добровольных жриц любви. Мы же позволяем работать таким заведениям (без лишней огласки, разумеется), контролируем их, гарантируем безопасность девушкам и конфиденциальность клиентам, в конечном счете – все остаются довольны, – откинувшись на спинку стула, и, в изящной манере положив ногу на ногу, изложил Дон, тактично сделав вид, что не распознал его вульгарного, неуместного сарказма.
– Тогда зачем вам нужен я? – Зная ответ, спросил гость.
– Я хочу, чтоб ты работал на меня, – восклицательно произнес Алан.
– Я работаю на себя.
– Хорошо, тогда скажу по–другому: я предлагаю тебе кучу денег, взамен скромной услуге. Ты поможешь решить одно важное для моей семьи дельце.
– Я благодарен вам, Алан, за это предложение, но вынужден сообщить, что отказываюсь, – настаивал упрямый Моро.
– Наша семья уже несколько десятков лет осуществляет контроль над всей преступной деятельностью Чикаго, – будто не слыша отказа гостя, начал Алан, деловито поднявшись из–за стола и остановившись у роскошного камина: – конечно, существуют и другие семьи, и между нами здравствует конкуренция, но мы отличаемся от них. Мой отец был крайне жестоким и бескомпромиссным Боссом, и действовал, находясь во власти своих безудержных эмоций. У меня же несколько другая политика. Видишь ли, в чем дело, Дан, я много сил и времени потратил на то, чтобы наша деятельность перестала называться преступным синдикатом, криминальным обществом или мафией. Наша семья живет по законам, за несоблюдение которых, следует наказание. Я практически совершил переворот, и сейчас, полиция и власть полностью на стороне моей семьи.
– Если вы имеете такое превосходство, зачем вам потребовались мои способности? Ведь вам нужны именно они, верно?
– Да! Мне нужны твои советы, твои предсказания, – наиграно сузив глаза, ответил Алан, повернувшись к Моро, словно играя своими длинными бледными пальцами на невидимом музыкальном инструменте: – не хочу, чтобы ты сейчас давал ответ, мы встретимся позже, скажем, через две недели. Тогда, ты сможешь все обдумать и принять правильное решение.
– Я уже все решил.
– Я могу задать тебе еще один вопрос, Дан? – Вновь, словно не слыша ответа, спросил Алан.
– Разумеется.
– Каким ты меня представлял?
– Жирным толстяком маленького роста, с облысевшей головой и в безвкусном коричневом костюме, – улыбаясь, продолжал подтрунивать Моро, и Алан громко рассмеялся, а его высокий, певческий хохот заполнил собой все пространство.
– Ты тоже застрял в жалкой эпохе этого выскочки – Аля, – брезгливо бросил он, тряхнув своими изящными длинными пальцами.
– Возможно, только именно его имя всегда идет рука об руку со словами – Мафия и Чикаго, – добавил Моро и Алан с раздражением принял эти слова.
– Я придерживаюсь консерватизма, дорогой Дан, он везде: в моем доме, кабинете, в моей голове и моих убеждениях. Я старомоден, справедлив и честен – это мое жизненное кредо. Я не гонюсь за модой, придерживаясь строгих архаичных правил и законов, но все же никогда не противлюсь новизне. Я доверяю лишь немногим, проверенным годами, людям, почитаю семейные устои и не терплю хаоса. Консерватизм – враг сумбура и беспорядка, поэтому, а я считаю своим долгом бороться с ними.