Но вот что известно точно: Педро вернулся в дом и получил пощечину за то, что бросил Мануэля. Маргарита, низенькая, толстая женщина с беспокойными темными глазами, сказала, что Мануэль наверняка теперь свалится в канал, что его сожрет барракуда и что вся семья — Педро, пятеро его братьев и сестер, а также сама Маргарита — обречена влачить жалкое, полуголодное существование. Неистово жестикулируя, она постаралась расписать их будущие бедствия со всеми подробностями. Потом кофе начал убегать, Маргарита бросилась убрать его с огня и налила чашку Педро.
Педро пил кофе, с ухмылкой глядя на потуги шестилетнего Грегорио наточить багор со всей сноровкой, присущей его возрасту.
— С отцом все будет в порядке, minha mae[1],— сказал он Маргарите.— Он не так уж и пьян.
— Педрино, Мануэль уже немолод. Совсем скоро тебе самому придется выходить в море.
— Вот здорово! — воскликнул Педро, с восторгом думая о Кампече и Тампико.
Может, на самом деле в Тампико и нет никаких чародеев, но правда наверняка окажется даже чудеснее!.. Маргарита смотрела на мальчика, кусая губу. Что ж, basta[2], завязки слюнявчика все равно рано или поздно придется обрезать. Мальчик всегда мечтал ходить под парусами по Карибскому морю.
— Уложи crianca[3] в постель,— приказала она и отвернулась к кухонной плите.
Педро подхватил Киприано Хосе, смешливого, толстого младенца, и погнал впереди себя Грегорио в соседнюю комнату.
Во мраке, среди камней, жаба пристально глядела в темноту глазами, мерцающими, словно диковинные самоцветы.
Той ночью Педро заснул не сразу. Перед его внутренним взором мелькали яркие образы кораблей, величественно бороздящих мировые океаны. Когда-нибудь и он поплывет в Картахену или Джубу… В Джубу, где на шелковистой черной коже особенно ярко сияют тяжелые золотые браслеты, где под лязг цимбалов и грохот барабанов тянутся длинные процессии с паланкинами и алыми знаменами. Кокосовые острова, и Кампече, и остров Сосен, где пираты, подпоясанные алыми кушаками, усмехаются в бороды и поют кровожадные песни. Тампико, где чародеи в тюрбанах призывают ифритов и джинов, а во дворцах из перламутра спят прекрасные принцессы! Клиппертон с белыми парусами, Белем, где в мирной долине при каждом белом доме есть колокольня, и мелодичный перезвон доносится отовсюду…
Педро спал.
Его постель начала медленно вращаться. Педро ощутил нарастающий восторг и предчувствие, что вот-вот должно что-то произойти. Соскользнув с постели и заметив внизу перекатывающиеся волны, он инстинктивно вытянул над головой сведенные вместе руки и прыгнул. Поверхность воды он прорезал почти без всплеска и пошел вниз, вниз… Потом зрение прояснилось, и он увидел сквозь облако пузырьков чистый голубовато-зеленый свет.
Постепенно замедлив погружение и загребая руками, он перевернулся и начал подниматься к поверхности, но это происходило не слишком быстро. До сих пор он задерживал дыхание. Но тут сквозь лес покачивающихся водорослей прямо на него стремительно выплыла барракуда, и страх заставил его конвульсивно забить по воде ногами и вдохнуть. Педро ожидал, что вода ворвется в легкие и задушит его, однако ничего неприятного не почувствовал, словно бы и не воду вовсе вдохнул, а воздух.
Барракуда поплыла за ним. Молотя ногами, он задел рыбу, и она метнулась прочь. Педро видел, как ее длинное, похожее на торпеду тело тает в голубовато-зеленой бесконечности. Тогда он завис на месте, продолжая машинально взбивать воду, и огляделся.
Это было южное море. Кораллы, чья окраска тускнеет, если их вытащить из воды, здесь сверкали кричаще ярко и образовывали на дне сложные, необыкновенно красивые лабиринты. Среди кораллов сновали рыбы, а над головой мальчика, медленно взмахивая крыльями и волоча за собой шипастый хвост, проплыла манта, или морской дьявол. Мурены, извиваясь, точно змеи, разевали на Педро жуткие зубастые пасти, крабы на бесчисленных ножках ползали по камням и маленьким песчаным прогалинам на дне. Целые рощи морских водорослей и огромные опахала разноцветных губок покачивались с гипнотической монотонностью, среди них сновали стайки крошечных полосатых рыбок, двигавшихся слаженно, словно управляемые единым разумом.