Окружение Покахонтас решило плыть до Хэмптон-корта по реке, ибо путешествие по дороге сулило пыль и толпы народа. Маленький Томас с удовольствием наблюдал за речной жизнью: мимо проходили суда, везущие товары или людей, плавали обитавшие на Темзе лебеди, утки и гуси. Покахонтас покинула гостиницу с облегчением. Она знала, что Джон Смит может вернуться в любое время, и пребывание в Хэмптон-корте послужит кратковременной передышкой в ее напряженном ожидании стука в дверь в течение этих нескольких недель. Она была глубоко взволнована оказанным ей в Лондоне приемом и подолгу и с удовольствием рассказывала о достоинствах Виргинии каждому, кого это интересовало. Ее обязательство как можно лучше представить Новый Свет ничуть не обременяло ее. И она была бы вполне довольна, если бы не страх нечаянно встретиться со Смитом, который она отгоняла от себя, еще больше развивая свою деятельность.
В первый вечер их пребывания в Хэмптон-корте Ролфы получили приглашение на ужин к королю и королеве. Покахонтас надела розовое платье и убрала волосы розами, перевитыми жемчугом. Увидев короля, она сжала руку Джона Ролфа. Она была готова увидеть человека, во всех отношениях странного, но вид этого мужчины с иссохшими ногами, длинными руками и отвислыми губами потряс ее. Тем не менее она была полна решимости расположить его к себе, поскольку Сэндис внушил ей, как важно завоевать доверие короля. Королева оказалась женщиной полной и немолодой, но ее лицо с красными прожилками было приветливо и все еще миловидно, она часто улыбалась. Покахонтас почувствовала, что перед ней добрая женщина.
В последующие дни, прошедшие в пикниках, теннисе, неторопливых прогулка в садах и вечерних развлечениях король не раз оставлял свою свиту красивых молодых людей, и несколько минут, а иногда и дольше, беседовал с Покахонтас. Ее сопровождали сэр Дэвид, приставленный к ней придворный, и несколько живописно одетых паухэтанов. Она пускала в ход все свое женское обаяние и использовала экзотический вид своих земляков, чтобы покорить короля, а заодно и весь этот ищущий развлечений двор. Позже король сказал довольному сэру Эдвину:
— Она обезоруживающе мила, у нее тонкий ум, это королевская дочь до кончиков ногтей, но вопреки твоим словам она не представляет для меня опасности в колонии.
Утром того дня, когда устраивали грандиозный бал середины лета, Покахонтас совершала свою ежедневную прогулку, беседуя с гостями. Они приехали из Лондона, специально послушать ее советов касательно Виргинии. Неожиданно она остановилась у широкого каменного проема, ведущего на теннисный корт, откуда летний ветерок доносил до нее голоса игроков.
— Я слышала, что скоро прибудет Джон Смит.
— Да, возможно даже сегодня вечером.
Сердце ее, казалось, остановилось, а затем забилось так сильно, что она едва смогла соблюсти этикет и попрощаться с визитерами. Руки у нее дрожали, и она, отвернувшись сразу же, как только позволили приличия, удалилась в отведенные ей во дворце покои.
Ранним вечером того же дня принцесса прошла в туалетную комнату, примыкавшую к ее спальне. Она подошла к камину и прижалась лбом к прохладному мрамору, коснулась щекой его гладкой, успокаивающей поверхности. Она не стала звать камеристок — не сейчас; она оденется для бала позже. Какая это редкость во дворце — побыть в одиночестве. Она так и не привыкла к тому, что вокруг нее все время столько людей. Она потянулась к крючкам на спине и расстегнула их, позволив громоздкому наряду с мягким шумом упасть на пол. Быстро выбралась из платья, двух сорочек и панталон. Освободившись от одежды, она выгнулась, широко раскинув руки, потом подошла к узкому, длинному окну, прорубленному в тяжелой стене. Легкая дымка рассеялась, начинало смеркаться.
Она стояла, опустив руки и наслаждаясь прохладным воздухом, овевавшим тело. Она чувствовала себя свободной, ничем не скованной, не ощущала раздвоенности. Сильный огонь, горевший в камине, грел ей спину. Смешанное чувство охватило ее — страстное желание и тоска по родным местам. И снова она воздела руки в напрасном томлении. Погрузившись в полузабытье, она тихо и монотонно запела. Потом ее голос возвысился мягкой жалобой и снова упал. С ее губ слетали слова, которые она давно уже не произносила:
— Ахонэ, Ахонэ!
И опять продолжилась молитва. Вдруг она оборвалась.
— Нет, нет, — простонала Покахонтас.
Она упала на колени и закрыла лицо руками. Лихорадочно перекрестилась и быстро прочла христианскую молитву покаяния. Через несколько минут она, скрестив ноги, села поближе к огню, по-прежнему обратив лицо в сторону окна. Она долго оставалась неподвижной, но в ее мозгу возникали уже почти неразличимые воспоминания.
«Ни слова, — думала она, — ни одного слова почти за шесть лет. Я так долго считала его умершим. Как он мог уехать и не подать о себе весточки? Он был моим господином, моей любовью. Он может появиться на сегодняшнем торжестве. Выдержу ли я встречу с ним?» В глубине души она не чувствовала себя готовой к этому. Затем одним гибким движением она поднялась и взяла одну из сорочек. Подошла к камину и потянула за шнур звонка, вызывая камеристок.
Глава 2
Виргиния, 30 апреля 1607 года
Земля была теплой от весеннего солнца. Она любила ее прикосновение к обнаженной спине. Даже больше беличьих и лисьих шкур на своей постели. Привычное покалывание веточек и камешков, пуховая мягкость мха, щекотание травы заставляли ее чувствовать себя единым целым с землей и с богом земли. Она часами лежала на спине, глядя поверх высоких сосен в небо, на облака. Братья дразнили ее, называя мечтательницей, но как еще можно узнать, какие послания приготовили боги, думала она, если не справиться об этом у бога неба и бога облаков?
Покахонтас повернулась на живот, и ее сшитая из оленьей, кожи юбка с бахромой прилипла к земле. Накануне ночью прошел дождь, и земля была расцвечена лужицами чистой воды. Покахонтас склонилась над одной из них, чтобы поглядеть на свое отражение. То, что она увидела, понравилось ей. Она повернула голову в сторону, потом в другую, чтобы разглядеть себя получше. Красивая линия скул, решительный подбородок. Нос, возможно, чуть длинноват, но зато прямой. Широко посаженные большие карие глаза искрятся озорством. Эти глаза часто зажигались от очередной выдумки, за что ей и дали имя Покахонтас, что значило «Маленькая озорница» или «Маленькая резвушка». Она, однако, не была маленькой, а руки и ноги у нее были длинные, красивые. Ее тугая, гладкая кожа была цвета песка на речном дне. Покахонтас знала, по что своим видом доставляет им удовольствие, и это давало ей ощущение власти. Многие говорили, что она похожа на свою мать, но Покахонтас никогда ее не видела. Как только она родилась, мать отдали одному из военных вождей ее отца на реке Раппаханнок. Он всегда так поступал. Только ее отец мог иметь столько жен, сколько хотел.
Он оставил подле себя несколько любимых детей. Они воспитывались в поселке, у добрых женщин. Только у Покахонтас была собственная кормилица. Вовока оберегала Покахонтас так, как дикая кошка охраняет своих котят. А смотреть за будущей вероанскво — главой племени — было совсем не легкой задачей. Вовока постоянно сражалась с Покахонтас, стремясь превратить ее в воспитанную должным образом девушку-паухэтанку. Благодаря своей смышлености и сильному духу она была любимой дочерью великого вождя. Со временем она должна была вступить в подобающий союз с сыном вождя соседнего племени.
Покахонтас снова повернулась на спину и устремила свой взор в небо. Оно постепенно синело, и день обещал стать жарким, когда солнце поднимется повыше. Она заговорила с богом неба. Из всех богов он был у нее самым любимым и давал наибольшее утешение. Он дарил ей гармонию.
А в это утро она нуждалась в гармонии. Покахонтас чувствовала, что ее голова готова лопнуть от любопытства и волнений из-за новостей, подслушанных ночью. Если бы только удалось послушать подольше, но охранник отца поймал ее, сильно ударил по плечу и отправил своей дорогой. Научится ли она когда-нибудь подслушивать так, чтобы отец об этом не знал? — подумала она.