– Ты хочешь моей помощи или нет?
– Хочу. Просто не ожидал, что ты примешь в этом участие.
– А я и не буду, – сказал Джетт. – Я просто удостоверюсь, что ты не выглядишь,
как идиот.
– Она не узнает, что это от меня, – ответил я. Я повернул на улицу Святого
Чарльза и направился прямо к Кварталу.
– Объясни, как все пройдет, – сказал Джетт.
Я чувствовал, как Джетт вопросительно разглядывал меня. Он всегда хотел
знать каждый нюанс плана, в котором участвовал, и временами это сводило меня с ума. Я
просто хотел следовать своему плану, не разговаривая о нем. Но с Джеттом, ты должен
быть уверен, что проверил все ящики и принял все возможные меры предосторожности.
Он бы не стал блестящим бизнесменом, если бы у него был не такой склад ума. Жаль, что
это раздражало меня каждый чертов раз.
Разочарованно выдохнув и крепко ухватившись за руль, чтобы не сорваться, я
ответил:
– Я просто собираюсь подкинуть его под их входную дверь. Думаешь, я лично
вручаю им деньги каждый месяц?
Джетт знал, что моя ежемесячная зарплата уходила к Мэделин и Линде, он ни
разу не сказал ни слова об этом. Он становился молчаливым партнером, когда дело
касалось моего пьяного греха, и это стало необсуждаемым правилом, которого мы
придерживались, – я был тем, кто убил человека, а Джетт прикрыл это. И исходя из этого,
мы оба виновны. Поэтому Джетт принял тот факт, что мои деньги уходили к Мэделин, он
ничуть не смущался выплат.
– Ты правда собираешься оставить подарок на пороге дома? Ты не думаешь, что
это как–то жутковато?
– Черт, ты же знаешь, что это жутко, и я крадущийся и доставляющий им вещи,
но какой выбор у меня остается? Показать свое лицо? Ты знаешь, что я, твою мать, не
могу этого сделать.
– Это может помочь перебороть эмоции, которые ты сдерживаешь, –
предположил Джетт.
Я захохотал.
– Ой, ладно, так я должен пойти и вручить им подарок лично в руки?
Совершенно незнакомый человек? Или я должен представиться человеком, который
разрушил их жизни?
– Ты не разрушал их жизни, – возразил Джетт.
– Чушь собачья…
Джетт перебил меня.
– Они могут быть в полном порядке, а ты не узнаешь этого, потому что
крадешься, скрываешься и живешь во тьме, надеясь, что смерть придет за тобой поскорее.
Доставай свою чертову голову из задницы и узнай, по–настоящему ли им больно?
Это была та же ярость Джетта, приходившая каждые несколько месяцев, когда
он больше не мог выносить моих страданий. Я понимал, что моя хандра делала с ним. Я
понимал, что травлю его ядом, и чувствовал себя плохо из–за того, что ему приходилось
иметь дело с моим прошлым.
– Оставь это, – предупредил я. Он бесил меня, и я собирался покончить с этим.
Покачав головой, Джетт прислонился спиной к своему сидению.
– Я не понимаю тебя, друг. Почему ты продолжаешь наказывать себя?
– Почему ты продолжаешь спрашивать?
– Понятия не имею, – сказал мягко Джетт, заканчивая наш разговор.
Тишина зазвенела между нами, пока я прокладывал путь через Квартал к
открытому рынку, где собрались продавцы со всей страны, чтобы продать свои поделки и
сувениры ручной работы. Это было туристическое направление, но еще, когда
присмотришься получше, мимо подделок очков и банальных футболок, сможешь найти
настоящее сокровище.
Когда нашел парковочное место, я заглушил двигатель и изучал основание руля,
пока размышлял о том, что хотел сказать Джетту.
– Я понимаю, что то, что случилось той ночью – моя вина, и понимаю, что ты
приложил все усилия, чтобы защитить меня, Джетт, и я ценю это.
– На это были эгоистичные причины, – перебил Джетт. Я отлично понимал, что
Джетт защитил меня потому, что не мог потерять, не после смерти его матери.
– Я знаю, – ответил я. – Когда дело доходит до моей жизни, ты можешь
защитить меня от закона, но не можешь защитить от моего душевного состояния. В день,
когда мой кулак соприкоснулся с Маршалом Дунканом, мою жизнь забрали у меня, и
пришло время для тебя принять это. Человек, которого ты однажды знал, больше не
существует.
И с этим, я вышел из машины и направился прямо к рынку, не оглядываясь
назад, чтобы узнать пошел за мной Джетт или нет, потому что я знал, что он пойдет. Он
никогда не покидал меня.
Рынок гудел полуденным волнением, но не было ничего волнительного в
задании в моих руках. Все это открывало для меня еще одну сторону темноты, которую я