— А ты не рассуждай, — на полуслове оборвал его Виктор, — об условиях на марше договоримся, это не проблема, главное, твое принципиальное согласие, и мы начнем действовать. У нас здесь все схвачено.
«Однако наглости ему не занимать, не дал даже договорить, — напрягся было Эди, слушая нагловатую речь Жикова. — Может, поставить на место говоруна, ведь лжет же, — мелькнула мысль, но последовавшая за ней другая: — Его кто-то прикрывает, поскольку так уверенно предлагает помощь по такому сложному делу, — остановила готовые сорваться с языка резкие слова. — Непонятно, отчего с ним блатные поделились информацией обо мне, этаком богатом бандите с большой дороги? — молнией сверкнула третья. — Может он их подсадная утка, перед которым поставлена задача попытаться развести меня на обещалках, мол, посмотрим, как он отреагирует, — вторила ей четвертая. — Все может быть, но это второстепенно, главное то, что с ним вступил в контакт Бизенко. Скорее всего, он делает очередные мазки к моему портрету или пытается прощупать его на предмет использования в своих целях. Поэтому с говоруном нужно будет и далее вести терпеливый разговор, как-никак польза от него есть, но на этот раз пора закругляться, а то он не в меру разошелся, — заключил Эди и холодно произнес:
— Я подумаю над вашим предложением, а сейчас, извините, мне нужно размяться.
— Понял, буду ждать сигнала о начале действий, — высокопарно выпалил Жиков и направился к своей койке.
Эди же, не спеша, приступил к своим упражнениям, но ворох мыслей, вызванных общением с Жиковым, не давал ему некоторое время сосредоточиться.
Скоро камера ожила шумами и движением заключенных, начавших проживать свой очередной день в неволе. Больше всех привычно шумел Слюнявый, который настойчивыми стуками о перегородку пытался согнать с унитаза задумавшегося на нем сокамерника, обвиняемого в расхищении социалистической собственности, отпуская в его адрес разные колкости, мол, запустил руки в государственный карман и оставил без питания сирот и пенсионеров, а сейчас захватил стратегически важный угол и не дает людям сходить по нужде… Одних это веселило, других напрягало, что проявлялось в откровенном смехе или бесстрастном молчании.
К тому времени Эди, уже успевший завершить зарядку и побриться, сидел на койке, не обращая никакого внимания на выкрутасы Слюнявого. Бритье и обтирание холодной водой внесли в его камерную жизнь некоторую обычность и улучшили настроение. «Так можно и привыкнуть к здешней обстановке», — подумал он, и еле заметная улыбка скользнула по его лицу, на что обратил внимание только что присевший на койку Бизенко.
— Вы находите силы улыбаться? — спросил он вместо приветствия.
— А что остается делать? — вопросом на вопрос ответил Эди, наблюдая за тем, как Бизенко начал умело разминать шею.
— Будь моя воля, я бы его удавил, — произнес Бизенко, кивнув в сторону продолжающего острить Слюнявого.
— Давайте не о нем, он не заслуживает этого. Лучше скажите, как вам спалось? — произнес Эди, легко улыбнувшись, тем самым пытаясь вновь окунуть его в переживаемые трудности.
— Признаюсь, не совсем, хотя и пытался, — ответил тот, глубоко вздохнув, а затем, сделав непродолжительную паузу, как бы раздумывая над тем, о чем будет говорить, продолжил: — Не дает мне покоя то, что сделал со своим приятелем, он все время стоит перед глазами… Так что еще раз убедительно прошу вас помочь, я в долгу не останусь, вы в этом сможете убедиться. При этом Бизенко просительно глянул Эди в глаза.
Эди ожидал такой просьбы, но несколько позже, после завтрака, очередных допросов, но так с утра… «Видимо, я своим вопросом подтолкнул его к этому», — подумал Эди, а вслух заметил:
— Если у меня появится возможность встретиться с Юрой, то обязательно попрошу его навестить пострадавшего, но, когда это произойдет, не знаю.
— Спасибо, понимаю, что несколько тороплюсь, но, кто знает, а вдруг сегодня состоится такая встреча… поэтому я лучше сейчас напишу записку, в ней будет и фамилия, и название больницы, — горячо выпалил Бизенко и тут же потянулся к тумбочке.
Минут через десять Бизенко дал Эди сложенные вчетверо два листочка бумаги со словами:
— Это записка Олегу и телефон дочери. В них все есть, можете прочитать. Только просьба звонок дочери сделать раньше того, как передадут записку Шушкееву.
— Мне-то зачем, не я же буду передавать и звонить, хотя не прочь бы и сам, если бы выпустили, но разве от этих горе-сыщиков дождешься быстрого разбирательства, — ухмыльнулся Эди. И специально не стал обращать внимания на вторую часть его просьбы, чтобы он сделал необходимые пояснения относительно очередности выполнения его поручений.