Дополняет портрет Великой княжны Марии Николаевны генерал М. К. Дитерихс: «Во время прогулок в парке (в Царском Селе после ареста семьи — авт.-сост.) вечно она, бывало, заводила разговор с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько детишек, сколько земли и т. п. У неё находилось всегда много общих тем для бесед с ними… Во время ареста она сумела расположить к себе всех окружающих, не исключая и комиссаров… а в Екатеринбурге охранники-рабочие обучали её готовить лепёшки из муки без дрожжей».
В Тобольске, как и в Царском Селе, Мария во время прогулок частенько заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их. Не осознавая опасности, она говорила, что хочет долго и счастливо жить в Тобольске, если бы ей разрешили прогулки снаружи без охраны.
Великие Княжны Мария и Анастасия.
Из письма Марии из Тобольска Зинаиде Толстой: «Мы живём тихо, гуляем по-прежнему два раза в день. Погода стоит хорошая, эти дни был довольно сильный мороз. А у Вас, наверное, ещё тёплая погода? Завидую, что Вы видите чудное море! Сегодня в 8 часов утра мы ходили к обедне. Так всегда радуемся, когда нас пускают в церковь, конечно, эту церковь сравнивать нельзя с нашим собором, но всё-таки лучше, чем в комнате. Сейчас все сидим у себя в комнате.
Сёстры тоже пишут, собаки бегают и просятся на колени. Часто вспоминаю Царское Село и весёлые концерты в лазарете; помните, как было забавно, когда раненые плясали; также вспоминаем прогулки в Павловск и Ваш маленький экипаж, утренние проезды мимо Вашего дома. Как всё это, кажется, давно было. Правда? Ну, мне пора кончать. Всего хорошего желаю Вам и крепко Вас и Далю целую. Всем Вашим сердечный привет».
Когда в апреле 1918 года императора должны были увезти из Тобольска, Александра Фёдоровна приняла решение сопровождать супруга. Вместе с ними поехала дочь Мария.
Уже из Екатеринбурга она писала сёстрам: «Скучаем по тихой и спокойной жизни в Тобольске. Здесь почти ежедневно неприятные сюрпризы. Только что были члены областного Комитета и спросили каждого из нас, сколько кто имеет с собой денег. Мы должны были расписаться. Так как вы знаете, что у Папы и Мамы с собой нет ни копейки, то они подписали «ничего», а я 16 р. 75 к., которые Анастасия мне дала в дорогу. У остальных все деньги взяли в комитет на хранение, оставили каждому понемногу, выдали им расписки. Предупреждают, что мы не гарантированы от новых обысков. Кто бы мог думать, что после 14 месяцев заключения так с нами обращаются. Надеемся, что у Вас лучше, как было и при нас».
В мае в дом Ипатьева были доставлены и остальные царские дети. Для четырёх княжон была выделена отдельная комната, а царевича Алексея поселили в спальне с родителями. Вечерами Мария играла с отцом в «безик» или «триктрак», по очереди с ним читала вслух «Войну и мир», в очередь с матерью и сёстрами дежурила у постели больного Алексея.
По воспоминаниям оставшихся в живых приближённых царской семьи, красноармейцы, охранявшие дом Ипатьева, проявляли иногда бестактность и грубость по отношению к узникам. Однако и здесь Мария сумела внушить охране уважение к себе. Сохранились рассказы о случае, когда охранники в присутствии двух сестёр позволили себе отпустить пару сальных шуток, после чего Татьяна «белая как смерть» выскочила вон, Мария же строгим голосом отчитала солдат, заявив, что подобным образом они лишь могут вызвать к себе неприязненное отношение.
14 июня 1918 года Мария отметила в доме Ипатьева свой последний — 19-й день рождения. Тогда же произошло событие, показавшее, насколько Мария смогла расположить к себе красноармейцев: один из них попытался тайком пронести в дом Ипатьева именинный пирог. Однако он был остановлен патрулём, внезапно явившимся с обыском.