А вот взгляд на ту же проблему с противоположной стороны. Роджер Хилсман, в войну — резидент УСС в оккупированной японцами Бирме, потом — один из ведущих аналитиков ЦРУ, потом — профессор в Принстоне; автор ставшей классической книги «Стратегическая разведка и политические решения» (она была почти сразу, в те же пятидесятые годы, переведена в СССР):
«Если работники разведки убеждены, что всё у них делается не так, как следует <…> нам нетрудно понять причину их неудовлетворённости. Она порождается тем, что они постоянно испытывают чувство собственной бесполезности и бессилия, и сознают, что их всегда игнорируют. Кроме того, разведчики знают, что как бы они не старались, какой бы ценный документ они ни подготовили, государственные деятели либо вовсе с ним не ознакомятся, либо сделают это тогда, когда решение уже будет принято и сведения разведки потеряют всякую ценность».
Это ведь классическая система с положительной обратной связью! «Эта разведка всё равно раз за разом попадает в своих прогнозах пальцем в небо — ну так и хрена ли тех [censored] слушать?» — «Мы, раз за разом, выдаём этим [censored] ценнейшую информацию, за которую чем только не уплачено — и жизнями полевых агентов, в том числе! — а они, раз за разом, спускают всё это в унитаз. Ну так и на хрена ж напрягаться, парни? — дадим-ка им взамен нарезку из газетных статей, за те же деньги! Не один ли хрен, чем подтираться?»
Почему-то представилась картина: Овальный кабинет (не подумайте чего плохого, Клинтон тут ни при чём), Президент изучает только что вручённый ему Даллесом «План по уничтожению СССР посредством…»; это очень умный Президент (не чета нынешнему), и ему очень нравятся шахматные многоходовки Великого Разведчика — «…Русские, украинцы, белорусы склонны к юмору. Поможем им! Вооружим любителей острого словца анекдотами, высмеивающими их настоящее и будущее. Меткий анекдот распространяется с молниеносной быстротой, иногда даже людьми, беззаветно преданными советской власти… Анекдот это великая сила. Мимо одного проскользнёт незаметно, а у другого оставит в сознании тонкий налёт, который послужит своеобразным катализатором для всего антисоветского…» Наконец Президент откладывает папку с меморандумом и грустно заключает: «Это прекрасный план, Аллен! Действительно прекрасный. Но только — ты уж не обижайся! — у нас, в Огайо, в таких случаях говорят: „ЭТО СЛИШКОМ СЛОЖНО ДЛЯ ЦИРКА“…»
Ну, и наконец:
«Когда М. налил ему на три пальца из охлаждённого графинчика, Бонд взял щепотку чёрного перца и посыпал на поверхность водки. Перец медленно опустился на дно рюмки, оставив несколько зёрнышек, которые Бонд аккуратно вынул ногтем. Затем он опрокинул холодный напиток себе в рот и поставил обратно на стол рюмку с перчинками на дне.
М. смотрел на него с ироническим любопытством.
— Этому трюку меня научили русские, когда я работал в нашем посольстве в Москве, — извинился Бонд. — Как правило, на поверхности довольно много сивушных масел, во всяком случае, когда её плохо разбавляют. Отрава! В России, где много подобного зелья, принято посыпать водку перцем. Он утягивает на дно сивушное масло.»
Не могу отделаться от впечатления, что большая часть западных анализов и прогнозов, касающихся России (как, впрочем, и российских, касающихся Запада) основана ровно на таком вот, как у Агента 007, знании здешних реалий. Бывший сотрудник британской разведки Йен Флеминг, надо полагать, был хорошо осведомлён, из каких рюмок извлекают свои разведданные его коллеги…
Дежавю
Чеченский укрепрайон в Аргунском ущелье, раздолбанный вдребезги-напополам: повсюду трупы бородачей в камуфляже, густо чадя, догорает зенитная установка "Шилка" с намалеванным на броне волком. По золотой россыпи автоматных гильз, втоптанных в серый от жирной копоти снег, очумело бродит замерзший до огуречно-пупырчатого состояния тинейджер в домашних тапочках и майке "Chicago Bulls" — заглядывает в кисло воняющие взрывчаткой провалы блиндажей, ощупывает быстро цепенеющими от мороза пальцами камни колодезной кладки: "Б-б-блин, да где ж тут выход на второй уровень?!"
Ощущение вторичности происходящего было внезапным и необычайно сильным. Оно волною прокатило по речным заводям памяти, взбаламутив с заиленного, заросшего рдестами и роголистником дна причудливую мешанину погребенных там теней, отзвуков и запахов. Некоторое время все это кружилось в зеленоватой, цвета бутылочного стекла, водной толще, и казалось уже — вот-вот сложится в осмысленное воспоминание, но нет… Хоровод распался, и образы минувшего стали один за одним погружаться в глубину; дольше всего держался запах — он как бы отчаянно выгребал против течения ("Ну вспомни же меня, вспомни — это так важно!.."), однако настал и ему черед обессилено вернуться в придонную тину забвения. Теперь уж точно навсегда…