Второй звонок оказался еще короче.
– Телефонная будка на пересечении Саннидэйл Драйв и Миллер Роуд, в непосредственной близости от аэропорта Ниагара Фолс. Улика на ‘номера один’. Ваш аноним.
Эван положил бухгалтерскую книгу прямо на аппарат. После чего проводил взглядом последний самолет, мигающий проблесковыми маяками на фоне нескончаемого снегопада. Внутри что-то щелкнуло. Быть может, то было облегчение.
Аннет и Эулалио сидели в эконом-классе. Они могли бы позволить себе не только бизнес-класс или аренду самолета, но и покупку «Боинга». Должно быть, Эван отдал им все свои сбережения.
Девушка смотрела в иллюминатор и пыталась собраться с мыслями. Перед глазами мелькали картинки из мотеля: Эйс, уничтожающий все на своем пути, кровь, застывшая на разорванном голубом сарафане, приходящий в сознание Лали и ненависть, концентрированная ярость учителя, спасающего Аннет от самого себя.
Поврежденный участок кожи почти не болел, так как девушка приняла обезболивающие препараты перед взлетом.
Дух Эвана сопровождал их даже в аэропорту. Все вышло так, как Эйс и планировал. И планировал, судя по всему, давно. Никто не потребовал документы, когда Аннет осторожно передала крупную сумму денег сотруднице авиакассы. «Нет предела человеческой жадности, моя дорогая. Все можно купить, выгодно продать или обменять за ненадобностью. Будь то антиквариат, или же чьи-то эмоции».
Эулалио взял Аннет за руку, от чего девушка вздрогнула.
– Миссис Лоутон…что произошло?
В голосе мальчика звучало разочарование. Обида.
– Я…я не знаю…
– Вы знаете, но утаиваете это от меня…
Аннет захотелось разрыдаться, заснуть, выпрыгнуть с самолета – все, что угодно, лишь бы не отвечать Лали на его вопрос. Эван был всем для мальчика, кумиром, предметом обожания. Идеалом, за которым хочется следовать, примером, которому необходимо подражать. Что сделал Эйс? Вырвал ее и Эулалио из привычных миров, поставив себя в центр их вселенных. В определенный момент стало ясно – маньяк, преступник и маргинал в лице Эвана – лучшее, что могло случиться с кем бы то ни было. Зависимость, на которую обрек учитель вдову и юного эмигранта, расцветала все пышнее и ярче с каждым днем, проведенным в компании Эйса. Каждый его урок – шедевр, достойный отдельного методического пособия по воспитанию личности. Мужчина, слова и поступки которого никогда не расходились. Человечность убийцы. Трепет безжалостного сердца. Интеллект, выходящий за рамки любой шкалы измерения умственных способностей. Черты, которые не присущи людям. Уникальность Эвана – в его невозможности бытия.
– Это он…
– Что?
– Это Эван убил свою мать и профессора Коллинса. А то, что произошло в мотеле – лишнее доказательство того, что он нас любит, Лали.
Дверь открыла служанка мистера Гендельмана – Лоретта. Эйс давно обратил внимание, что Роберт предпочитает работать с выходцами из других стран. И это правильно. Нет человека преданнее, чем алчущее богатства создание. Американская мечта превратила своих граждан в инвалидов. Слепых и глухих щенков, полагающих, что однажды они проснутся богатыми и знаменитыми. Потому что так говорят в телевизоре.
Так говорят им на улице.
Вера никогда не принесет с собой счастье, если все усилия сведутся к смиренному ожиданию чуда, благословления.
И только не воспитанные в черте Штатов люди знают – нужно прилагать множество усилий, чтобы добиться чего-то несущественного, а значит, следует почти погибнуть, дабы обрести что-либо стоящее.
Служанка, акцент которой практически полностью замещал внятную речь, пригласила Эвана в кабинет мистера Гендельмана. Когда Эйс вошел, Роберт поспешил убрать руку от лица.
– Вы волнуетесь?
– Нет, Эван, с чего вдруг? – Нервная улыбка. Первый симптом страшной паники, бушующей внутри банкира.
Эйс не стал дожидаться предложения Роберта присесть и подошел к окну, расположенному в дальней части кабинета, заставленного книгами и скульптурами. Из-за бури лунный свет едва пробивался к земле.
– Не хочешь присесть? Выпить чего-нибудь?
– Вы говорите, чего-нибудь выпить? В спектре действия некоторых транквилизаторов выделяют вегетостабилизирующий эффект – нормализация функциональной активности автономной нервной системы. Не боитесь, что вместо ожидаемого снотворного эффекта, разбудите то чудовище, которого так боитесь, Роберт?
– Я не понимаю…
– Я часто слышу эту фразу, мистер Гендельман. Вот в чем проблема таких людей: как только вы понимаете, что игра не стоила свеч, и противник просчитал каждый ваш ход, вы закрываетесь в этой шкатулке непонимания. Бьете до последнего, пока оппонент окончательно не разрушит ваши надежды на спасение.
Роберт, еле дыша, смотрел на Эвана, который не умолкал и продолжал спокойно гнуть свою линию.
– Когда я отправил вас домой проверять телефонные линии, произошло пренеприятное событие. Вы, как настоящий пример олигополистической твари, вступили в сговор с Бюро. Я расстроен, Роберт! – Эйс буквально прокричал последние слова и разбил кулаком окно.
– Не надо нервничать, Эван, – в кабинет вошел Валерио, держа в руках пистолет, направленный на гостя.
Эйс без раздумий уверенным шагом направился в сторону охранника.
– Стой! Я выстрелю!
– Нет, дружок, ты не выстрелишь.
Схватив руку Пасьоретти, в которой тот держал оружие, Эван потянул мужчину на себя, вложив в этот рывок практически всю свою силу, после чего свободной левой рукой воткнул нож аккурат между ребер телохранителя.
Сделав вид, будто ничего и не произошло, Эйс вытащил обойму из пистолета и бросил орудие на пол.
– Мистер Гендельман.