— Всё ребята, начинаем, — послышался искажённый респиратором голос альфы.
Панель, на которой лежал Пол, медленно въехала в специальную камеру из огнеупорного сплава, закрылась створка, и один из альф нажал кнопку, после чего послышался приглушённый шум огня, вырывающегося из горелок. Дэнни, более-менее державшийся, сорвался, когда створка захлопнулась и навсегда отделила его от мужа. Он отцепил мои руки и рухнул на колени, давая волю рыданиям. Никто не посмел остановить его и попытаться утешить. Каждый из присутствующих знал только понаслышке, что это такое — потерять истинную пару. Несколько минут спустя один из мутантов подошёл к омеге, положил руку ему на плечо и тихо проговорил:
— Тебе лучше уйти, ладно? Его прах мы принесём сами, не стоит тебе на это смотреть.
Мэган спохватился, а точнее, расслышал тихие слова самый первый, подошёл к Дэнни, осторожно поднял его за плечи и повёл в сторону выхода. Чтобы не уходить далеко, мы решили подождать в операционной, где всё ещё лежали неподвижные выжившие.
Все сели на стулья в уголке помещения, Майки крепко держал Дэнни за руку, а я подошёл к Глэйду. Капельницу ему переставили в другую руку, потому что раствор давался бесперебойно, и на бледной коже уже расползлось чёрно-фиолетовое пятно. Повинуясь какому-то инстинктивному желанию, я склонился к его руке и поцеловал синяк, потом ласково погладил пальцами. Несколько минут я простоял рядом с ним, поглаживая холодную руку, с улыбкой глядя на его, вообще-то, достаточно безмятежное выражение лица.
— Я ещё приду к тебе сегодня, хоть ты этого даже не осознаешь. Отдыхай.
Вернувшись к друзьям, я был потрясён видом Дэнни. На его лице запечатлелось абсолютное безразличие ко всему. Он был пугающе спокоен и молчалив, и это говорило только о том, что он перешёл к следующей стадии — оцепенение физическое и эмоциональное. Это защитная реакция, кажется. Он сидел неподвижно, глядя в одну точку где-то на полу, совершенно не реагируя на слова и прикосновения.
— Что это с ним? — прошептал я, глядя на Мэгана.
— Он успокоился, и теперь его кинуло в другую крайность. Это пройдёт, не переживай.
Я сел рядом с Майки, и в комнате воцарилось тяжёлое молчание. Мы ждали долго, наверное, около часа. Нас специально выставили раньше, чтобы Дэнни поскорее успокоился. Под конец часа мы начали реагировать на любой самый тихий и неприметный звук, ожидая шагов со стороны «крематория». Каково же было наше удивление, когда в комнате раздался тихий страдальческий стон. Мы подскочили, причём Дэнни тоже, и кинулись искать источник звука.
Стонал здоровенный альфа, которого Майки назвал Эшби. Ну, логично, этот гигант и должен бы очнуться первым. Ему и раны перенести легче, и наркоз на него влияет слабее. Мэган умчался в смежное помещение звать врача, а мы окружили альфу, пальцы которого медленно зашевелились и сжали накрывающую его простыню. Через несколько мгновений Мэган уже нёсся обратно в сопровождении врача. Тот держал в руках новую баночку для капельницы, которую торопливо повесил на штатив. Сменив баночки, он пояснил:
— Здесь только обезболивающее и физ. раствор, без снотворного. Пусть просыпается, ему давно пора.
Он похлопал Эшби по щекам, достал из кармана фонарик и, оттянув приходящему в себя альфе веки, посветил ему в глаза.
— Давай, просыпайся, друг. Просыпайся-просыпайся. Ты в больнице. Ну же, очнись.
Постепенно Эшби сумел открыть глаза и сфокусировал взгляд на враче. С трудом приоткрыв рот, он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только сухой хрип. Доктор смочил ему губы мокрой тканью, и ему, кажется, стало легче. Дождавшись подмоги, врач вывез каталку в коридор и повёз её к палатам.
Дэнни вернулся в операционную и снова сел на стул, мы с Мэганом тоже остались, а Майки последовал за врачами, чтобы помочь в случае чего. Дэнни снова впал в анабиоз, да и мы сидели молча и неподвижно. Когда, наконец-то, принесли небольшой металлический сосуд с прахом, его взял Мэган, и мы, выйдя из операционной, отправились к палате — искать Майки. Тот, однако, попросил его не ждать, потому что Эшби нужна была сиделка. Ну и кто подходил на эту роль лучше, чем «сестра милосердия»? Никто.
Поднявшись на свой ярус, мы решили пойти в квартиру Дэнни — дети, вероятно, были напуганы и растеряны тем, что проснулись и увидели Мэгана, а не своих родителей. Им было шесть и восемь лет. Я видел их впервые — никогда до этой ночи не общался с Дэнни настолько тесно, чтобы приходить к нему в гости. Дети сидели в гостиной перед большой плазменной панелью и смотрели мультики. Они слегка смутились, когда в квартиру вошло трое взрослых, поздоровались, выключили мультик и притихли. Мы прошли в комнату, усадили Дэнни на диван, и его сыновья сразу же поняли, что что-то не так, только взглянув на его лицо.
— Мальчики, вам сейчас лучше идти к себе, ладно? — Мэган улыбнулся им. Дети покорно поднялись и ушли, озадаченно переглядываясь.
***
Здешние устои не подразумевали никаких обрядов, связанных с погребением. Возможно, это следствие того, что здешние мутанты произошли не непосредственно от человека, а от той уродливой ветви, которую сами же в итоге истребили. Мутантам из Буффало не было известно, что такое скорбь, поэтому никаких обрядов они не проводили. Те мутанты, среди которых я живу вот уже три месяца, прекрасно знают, что такое горечь утраты, но они отрицают религию, потому что они — дети разума и технологий, они смотрят на мир научным взглядом, именно поэтому они не соблюдают древних порядков погребения. Во-первых, они сожгли тело Пола, чего в Шеридане не сделали бы никогда. Во-вторых, до погребения нужно ждать три дня, а мы не прождали и нескольких часов.
Хотя, конечно, и в Шеридане три дня выдерживались не всегда, особенно в жаркие летние месяцы — по вполне понятным причинам. Потом, после похорон обязательно должно быть застолье, на которое собирают всех родственников и друзей, чтобы вспомнить усопшего, поговорить о нём, почтить его память. Здесь, как я понял, никаких поминок ждать не приходится. А ведь они предназначены даже не столько для того, чтобы вспомнить и посидеть всем вместе за столом. Поминки готовят самые близкие родственники, и это способ отвлечься от тяжёлых мыслей. Вся эта суета, окружающая проводы ушедшего, призвана облегчить боль тем, кто его любил.
И вот сейчас я столкнулся с тем, что мы явились в квартиру, а что нам делать, не имеем никакого понятия. Сейчас никому нет дела до разговоров, фильмов или книг. Спать мы уже не сможем, и, вроде бы, надо чем-то заняться, но нет ни сил, ни желания. Чтобы занять бедного Дэнни хоть чем-то, мы отправили его в душ, смыть с себя негатив, так сказать, а я, во избежание всяких там необдуманных поступков вроде попытки утопиться, сидел в ванной на полу и караулил.
В итоге, когда он нарисовался, открыв дверь кабинки и выпуская наружу клубы пара, я закутал его в большое полотенце, голову ему вытер полотенцем поменьше, чтобы он не простыл, и мы усадили его на диван — отпаивать чаем. Он всё ещё пребывал в какой-то прострации, и мы с Мэганом приготовили (точнее, заказали) завтрак, поели сами, накормили Дэнни и его детей.
Поев, мы с ним отошли в сторонку и пошушукались на тот предмет, стоит ли говорить детям правду. Я был уверен, что это плохая идея, а вот Мэган считал, что лучше сказать сейчас, чем кормить их глупыми надеждами и пудрить им мозги. Конечно, в первую очередь об этом спросить нужно было Дэнни, но он был в слишком плохом состоянии. В итоге мы решили, что подождём, пока отец мальчиков более-менее придёт в себя, а уж тогда это решать ему.
Через час появился Майки, который сбился с ног, не зная, к кому в квартиру мы пошли. Он оказался более деятельным, чем мы, быстро занял детей какой-то тихой, но интересной и долгой настольной игрой, причём оставил их в одной с нами комнате, тихо ласково поговорил с Дэнни, а нас с Мэганом отправил восвояси, заявив, что всем скопом мы тут ни к чему.
Мэган отправился домой, чтобы проведать своего малыша, с которым оставался муж, а я снова спустился в больницу — больше мне идти было некуда. Сидеть дома в одиночестве не было никакого желания, а так я хоть буду среди людей.