Трое оставшихся всё ещё были в операционной — пока они не очнулись, им в любой момент могла понадобиться помощь. Среди всего отряда, то есть, из пяти человек, считая Пола, я знал только Глэйда и Роджера. Остальных я видел в первый раз. В операционной оставался только один мутант, которого я не успел разглядеть. Я подошёл к нему, ласково погладил по руке, потому что мне стало его жалко.
Мне вообще их всех было жалко. У него были жёсткие волосы, оттенком напоминавшие волчью шерсть, и я догадался, что это — брат погибшего парня, Грэга, кажется. Он спокойно спал, и его лицо было так же безмятежно, как лицо Глэйда. Ну да, они спят, им сейчас совсем не больно. И они ещё не знают, что произошло с беднягой Полом.
Потом я подошёл к Роджеру, поправил ткань, накрывавшую его до груди, погладил по щеке и направился дальше — к Глэйду. Он всё так же спокойно спал, сохраняя на лице умиротворённое выражение, и я подтащил из угла операционной пластиковый стул, чтобы сесть рядом.
Столы, на которых лежали раненые ребята, были слишком высоки, и когда я сел, горизонтальная поверхность оказалась вровень с моей головой. Я прислонился виском к металлическому краю стола и прикрыл глаза. Глэйд жив, и это самое важное. Но он мне ответит за то, что вытворил. Взрослый альфа, а ведёт себя как глупый мальчишка. Ну кто отправляется на поверхность земли отрядом в пять несчастных мутантов, когда в пустыне бесчинствует какой-то монстр? Это не просто безрассудство, это глупость или даже безумие. А если я ещё узнаю, что они шли пешком, ему вообще не жить. Конечно, они не просто так подались к людям, была какая-то причина, но это ведь надо было делать большим отрядом, на бронированных машинах, вооружившись до зубов. Тогда бы у всех был шанс выжить. А они, как дети, честное слово.
Однако я прекрасно понимал, что не соверши они эту глупость, я бы ещё тысячу лет не понял, что люблю этого лысого дурака. А теперь ему ничего не грозит, он спит себе спокойненько, поправляется. Совсем скоро он будет здоров и снова всё будет хорошо.
У всех, кроме несчастного Дэнни.
Я грешным делом подумал о том, что лучше бы погиб кто-то из холостых альф. Конечно, у них тоже есть семьи, у некоторых есть братья или родители, но смотреть на горе Дэнни было невыносимо. Хотя нет, лучше бы не умер никто. Маленький комочек жизни, сидящий у меня в животе, рано или поздно тоже станет вот таким вот бесстрашным и безрассудным альфой, и мне будет больно потерять его, даже когда я буду старым. Родители Роджера были бы убиты горем не меньше, чем Дэнни, а уж родители Грэга и его брата — тем более, потому что потерять обоих детей — это страшно. Да, лучше бы все остались живы.
Мне не дали долго посидеть с Глэйдом — доктор всё переживал за мою беременность, поэтому посоветовал идти домой. Я уныло поплёлся к Дэнни, чтобы, опять же, не сидеть дома одному. Там были Майки с Мэганом, а ещё Энди, Ник и Лэсли — омеги разных возрастов, пришедшие навестить вдовца. Лэсли был примерно нашего возраста, а Энди и Нику было около сорока — сорока пяти. Они сидели за столом и тихо разговаривали, сочувственно глядя на Дэнни. Оказалось, что Энди — отец Мэгана, который пропал из Шеридана примерно двадцать пять лет назад, то есть, за два года до моего рождения. Ему было сорок два, а Мэгану — двадцать три, выходит, Энди было всего девятнадцать, когда малыш появился на свет. На них было мило смотреть — в каштановых волосах старшего омеги ещё не виднелась седина, он был красив зрелой красотой, а его взгляд был полон отеческой ласки, на кого бы он ни посмотрел. На его руках сидел малыш, сын Мэгана, теребивший дедушку за ворот свитера и весело гукающий, не понимая общей подавленности, витавшей в осиротевшей квартире Дэнни.
Мэган же был целиком и полностью занят Дэнни, хоть и сидел рядом с отцом. Я присоединился к этому своеобразному траурному чаепитию, и мы просидели до вечера, причём постепенно гости сменялись — ушли Энди, Ник и Лэсли, пришли другие омеги, даже некоторые альфы.
Я был рад, что поминки, хоть это бесконечное чаепитие нельзя было так назвать в полном смысле слова, всё же состоялись. Бледный, одетый во всё чёрное Дэнни немного приободрился. То есть, под «приободрился» я подразумеваю то, что он вышел из прострации и более-менее впопад отвечал на обращённые к нему слова гостей. Дети Дэнни прекрасно понимали, что что-то происходит, и это «что-то» не принесёт им ничего хорошего. Они сидели за столом рядом с отцом, молчаливые и смущённые, большими глазами глядя на гостей и слушая разговоры взрослых.
К вечеру гости разошлись, мы втроём — я, Майки и Мэган — занялись уборкой, отправив детей и Дэнни спать. Однако так просто все они не ушли. Сначала вернулся Дэнни — поблагодарить за помощь (уж непонятно, что он имел в виду — моральную поддержку или то, что мы всем скопом в этот момент мыли посуду), потом пришёл старший мальчик, спросил, что сегодня было за странное событие. Мы всё же решили пока ничего не говорить детям, особенно на ночь. Пришлось что-то соврать, и дети остались удовлетворены.
На этот раз все разошлись по домам, кроме меня. Кто-то должен был остаться с Дэнни, а я был единственным, кого дома никто не ждал. Когда мы навели на кухне и в гостиной сравнительный порядок, Майки с Мэганом разошлись по домам, а я улёгся на диване в гостиной — чтобы не разбудить Дэнни. Да и мне как-то неловко было бы лечь в постель на месте погибшего Пола. В этом мне мерещилось какое-то святотатство. Одно дело лечь в постель на месте Джера, который жив, здоров и похрапывает себе спокойно в соседней комнате. А постель Пола и Дэнни была теперь, как бы, чем-то священным, и я не дерзнул нагло нарушить это своим появлением. Я заснул очень скоро, утомлённый сегодняшними событиями как морально, так и физически.
***
После Эшби пришёл в себя Роджер, да и то только через день. Меня тогда не было с ним, мы с ребятами сидели у Дэнни, но меня и Майки попросили спуститься к больным, а Мэган остался с другом. Мы застали альфу уже в палате, он был всё ещё в сознании и всё повторял одно слово — то ли «посыльный», то ли «посланник». Эшби тоже вывели из искусственно поддерживаемого коматозного состояния, ему было лучше, и он смог прояснить ситуацию.
Оказалось, что отряд этих брутальных и безмозглых храбрецов успел договориться с людьми об облаве на монстра, и вчера мы должны были отправить «стратега и тактика», так сказать, с нашей стороны, чтобы обсудить всё детально. Поскольку выжившие бравые рыцари находились в отключке, донести эту мысль они могут только сейчас, поэтому посланника надо отправить срочно, пока люди не засомневались в наших силах. И как вы думаете, кто должен был распорядиться об этом? Никогда не поверите. Я.
Сначала я подумал, что Эшби крепко ударился башкой, если говорит такую чушь. Но потом мне объяснили, что я — супруг главы общины, а значит, если Глэйд до сих пор без сознания, подобные решения принимать должен я. Это особенно умно и восхитительно, учитывая, что я ни черта в этом не понимаю. Ну, надо так надо.
Без помощи я бы не справился, и мне помог Джер. Мы собрали примерно пятнадцать (холостых по моей просьбе) альф, велели им взять столько оружия, сколько они могут унести, посадили их в два бронированных грузовика и отправили в Шеридан с наставлениями ни в коем случае не возвращаться обратно ночью. Лучше вернуться утром — так безопаснее. Джер поехал с ними — он был шестнадцатым и главным. Майки десять минут не мог от него отлипнуть, плакал и просил беречь себя, в итоге мне пришлось его оттаскивать и успокаивать, втолковывая, что днём им ничего не угрожает.
Занимаясь всей этой неразберихой, я упустил момент, когда очнулся Глэйд. Его уже перевели в палату, и ему выделили четверть часа, чтобы пообщаться со мной. Войдя в палату, я сразу же кинулся к нему, но, вовремя опомнившись, не обнял крепко, а только присел рядом и взял за руки. Он улыбался мне, тихо говорил, периодически устало прикрывая глаза, выслушал мой отчёт об отряде, отправленном к людям, похвалил меня за то, что я всё сделал правильно, но не прошло и десяти минут, как он стал тяжелее дышать и морщиться от боли, и ему снова начали вводить снотворное. Он заснул, всё так же держа меня за руки.