Я посидел с ним ещё немного, а потом отправился к тоже недавно очнувшемуся Нэду — у него теперь не было брата, а пожилых родителей решили пока не беспокоить. А ему ведь тоже хотелось чьего-то участия. Я держал его за руки, как и Глэйда, безо всякого намёка, просто чтобы он почувствовал мою заботу и сочувствие. Ему тоже хватило десяти-пятнадцати минут, чтобы устать, и я вернулся домой.
Теперь нам оставалось только ждать — когда поправятся ребята из отряда номер один и вернутся те, что из отряда номер два.
========== Глава 7 ==========
Джер и ребята вернулись, как я и предполагал, только наутро, чтобы избежать темноты. Мы, вообще-то, не были уверены, что тварь, убившая Пола и Грэга, не может напасть днём, но наши надежды оправдались, и отряд вернулся без потерь и даже без приключений.
Джер сразу же пришёл в палату к Глэйду, чтобы рассказать об успехах переговоров и о планах на будущее, которые они обсуждали с людьми, однако плачевный вид последнего вынудил отложить разговор на более благополучные времена. Глэйду, и правда, было совсем не до отчётов и не до планов, его страшные раны, хоть и затягивались быстрее, чем у обычного человека, всё же, причиняли ему нестерпимую боль, и он вряд ли смог бы сосредоточиться на разговоре о монстре.
Однако главную новость, всё же, он не мог не выслушать: в пустыне, рядом с перевёрнутым грузовиком нашли мёртвого зверя, именно того самого, который напал на первый отряд. Они всё-таки смогли его убить, прежде чем оно растерзало их всех. Джер с одобрения Глэйда распорядился о том, чтобы тело перевезли в лабораторию для исследования, и сам присоединился к группе альф, которые должны были этим заняться.
Мы с Глэйдом остались в палате одни. Я сидел на краешке его кровати и поглаживал по мускулистой руке, рассказывал ему о всякой ерунде, заставляя улыбаться, отвлекал его внимание от острой боли, причиняемой ранами. Теперь я знал точно, что с ним произошло: у него была рассечена грудь, как и у всех, но кроме того, бронежилет не защитил от когтей его живот, и только чудо спасло ему жизнь — ещё чуть-чуть, и были бы смертельно повреждены внутренние органы, а тогда ему бы уже ничто не помогло.
Мне как-то казалось, пока он был без сознания, что я закачу ему истерику, как только он очнётся. Я думал, что буду злиться и орать на него за то, что он подверг свою жизнь опасности и чуть не лишил нашего ребёнка полноценной семьи. Но каждый раз, когда я видел его измождённое слабостью и болью лицо, когда я брал в руки его ледяные ладони, когда видел, каких усилий ему стоит терпеть эту страшную боль, я и думать забывал о том, чтобы высказать ему всё, что я думаю о его идиотской смелости. Я чувствовал только сострадание и нежность, все мои мысли были сосредоточены на том, как бы отвлечь его, как облегчить его боль.
И, о Боже, он почувствовал, он понял всё, что я так резко осознал, когда увидел его на грани смерти, лежащим на операционном столе. Он не сказал мне ничего, но в его взгляде я видел такую благодарность за мою теплоту к нему, что у меня аж слёзы наворачивались на глаза. Он был тяжело болен, и ничто не приносило ему больше успокоения, чем моё сочувствие и ласка. Он выглядел по-детски трогательно, и во мне всеми красками играл материнский инстинкт.
А ещё я думал, что наш сын тоже когда-нибудь станет вот таким здоровенным лысым бугаем, но от этого я не стану обожать его меньше. А я его уже обожаю. Стоит мне подумать, что этот маленький человечек, который, наверное, ещё не больше грецкого ореха, скоро появится на свет, и я смогу подержать его на руках, поцеловать, как у меня душу щемит от радости и предвкушения. Я совсем не боюсь родов — здесь такая медицина, которая способна поставить на ноги мутанта с распоротым животом, что уж тут говорить о рожающем омеге.
Может быть, если бы не произошли все эти страшные и трагические события, я впал бы, как и полагается во время беременности, в депрессию, но обстоятельства сложились иначе: я знал, что тяжёлые роды мне не грозят, был безмерно рад тому, что Глэйд жив, а кроме того, я упивался чувством нежности и любви к нему — впервые в жизни. Меня со всех сторон окружала любовь, разная, но одинаково важная — я смаковал новые чувства к своему (вот уж теперь я в этом не сомневался) альфе, испытывал нежность и трепет к малышу, так крепко со мной связанному, я по-дружески обожал Майки с Мэганом, моих неразлучных друзей, я любил кроху Арчи и его рыжего папашу, любил горькой сострадающей любовью овдовевшего Дэнни. Да, кажется, я любил всех, купался в этой любви, и мне впервые в жизни было так спокойно и легко. Я ощутил, что нашёл своё место, свой дом, обрёл близких и друзей, которые так важны для меня, и я впервые понял, что это такое — счастье.
Однако моё счастье было чему омрачить — бедняга Дэнни был подавлен и отрешён от окружающего мира, и то время, когда я не был с Глэйдом, я проводил именно с ним. Он практически ничего не ел, мало разговаривал и всё время плакал. Джер, вернувшийся после перевозки трупа мутанта, оторвал меня от Дэнни, и я был вынужден идти с ним — мои обязанности супруга главы никто не отменял. Я спустился в лабораторный ярус, но посмотреть на монстра мне не дали — заявили, что это зрелище не для моей омежьей впечатлительности. Я вполне согласился — не очень-то мне хотелось смотреть на это чудище, и я с радостью остался стоять за дверью. Джер отсутствовал всего около пятнадцати минут, а когда вышел, на его лице смешались отвращение, удивление и брезгливость.
— Ну что, какое оно?
— Не могу сказать, что это выглядит так уж мерзко, но ужасно — это точно. Он огромный, больше похож на зверя, но в нём, как это ни страшно, присутствуют человеческие гены. Я не берусь сказать, на какого зверя он похож больше, но морда у него, вроде как, медвежья. Он перемещается на четырёх лапах, и в такой позе мало чем отличается от животного, но грудная клетка напоминает человеческую по форме. К тому же, она в меньшей степени покрыта шерстью, и поэтому видна очень даже человеческая мускулатура — у него ярко выраженная большая грудная мышца и прямая мышца живота, совсем как у человека. Хотя, конечно, это только общее впечатление, вообще-то, на человека он даже приблизительно не похож. Кроме грудины у него на человека похоже строение кисти — пальцы длиннее и расположены совсем не как у медведя, но общее впечатление, что это, всё же, лапа животного. Руки тоже покрыты шерстью, а человеческие напоминают только формой, к тому же на них здоровенные кривые когти. Задние лапы тоже не похожи на медвежьи, это скорее близко к какой-то кошке, но намного крупнее и толще — чтобы выдержать такую тушу. Короче говоря, это удивительный гибрид медведя, парочки других животных и человека. Зрелище жутковатое. А самое главное, я уверен, что он такой не один. Откуда-то же он взялся? Значит, его родители хоть примерно похожи на него. А если есть родители, то они наверняка плодят таких же, как он. А уж дальше, сам понимаешь, это дело быстрое — наплодятся вокруг, а мы станем их добычей. То есть, уже, по сути, стали, но вскоре это приобретёт массовые масштабы.
— Но ведь можно не выходить из колонии, и они до нас не доберутся.
— Можно-то можно, но они доберутся до людей и уничтожат их подчистую, и тогда мы останемся без омег. Именно поэтому Глэйд решил дать знать о нас людям — чтобы спасти их. Люди беззащитны перед этой угрозой, а вот мы очень даже способны дать отпор.
— Ах вот оно что… Я как-то об этом и не подумал. Так какие у нас планы?
— Мы договорились с людьми о нескольких вылазках в пустыню, чтобы рассмотреть следы и, может быть, найти их логово. На обратном пути мы расставим ловушки и капканы, а потом поглядим, что в них попадётся. Постепенно мы будем увеличивать зону исследования, будем устанавливать камеры видеонаблюдения везде, где это возможно, отслеживать их тропы, ходы и тому подобное, а потом, как только найдём логово — а рано или поздно мы его непременно найдём — мы ударим по ним всем, что у нас есть: взрывчаткой, ядовитыми газами — чем-то вроде «Циклона-Б», лазерными пушками и много чем ещё.