— Давай, куда уж я денусь-то?
— Отлично. Майки, поможешь мне? А ты, Бэлл, сядь в уголке и не смотри — жуткое зрелище.
Я покорно отошёл в уголок и пристроился на стуле, и, как я ни старался отвести взгляд, всё равно рано или поздно он находил постель, которую окружили Дэнни с Майком. Для того чтобы перевязать раны, Глэйда нужно было посадить, а это было весьма проблематично. Ему было больно, хоть он и старался не подать виду, и омеги каждый раз оставляли его в покое, когда он морщился или тихо охал.
— Ребята, а вот вам не кажется, что чем дольше вы будете его теребить, тем хуже сделаете? Посадите уже один раз — и всё.
— Ты такой умный, козявка, иди позови на помощь, нам без альфы не справиться, — не выдержал Майки.
Я сходил в соседнюю палату, привёл с собой санитара, и тот с лёгкостью усадил Глэйда на постели, не обращая внимания на всю его страдальческую мимику и тихие стоны. Потом альфе только и оставалось, что придерживать его за шею в сидячем положении, пока Майки с Дэнни с удивительной сноровкой сняли старую повязку и наложили новую. Я, всё же, мельком взглянул на Глэйда в тот момент, когда его раны не были закрыты бинтами, и был потрясён до глубины души, представляя себе, какую острую и невыносимую боль приносят эти увечья. А Глэйд ещё и терпит эту боль, позволяя себе как максимум сжать кулаки и стиснуть зубы. Его грудь рассекали четыре глубоких разреза, порванная кожа была искусно сшита, но впечатление было такое, что это просто зияющие дыры. На животе были такие же отметины, тоже красные, тоже глубокие и не менее болезненные. Мне стоило мельком их увидеть, чтобы тут же отвернуться и не смотреть.
Когда с перевязкой закончили, нас с Глэйдом оставили одних, вкатив ему большой шприц снотворного напополам с обезболивающим. Я впервые видел мужа таким — перевязка разбередила раны, причинила острую боль, и его трясло крупной дрожью, он дышал тихо, но часто и судорожно, а пальцы его намертво вцепились в стерильную больничную простынь. Я вспомнил, что мне рассказывали в детстве — присутствие истинной пары помогает перетерпеть боль, и я снова встал рядом с постелью на колени, бережно обняв Глэйда так, чтобы не задеть раны ни в коем случае. Я осторожно поглаживал кончиками пальцев его по щеке, шее, в это же время покрывая лёгкими поцелуями его лицо. Он нашёл в себе силы, чтобы расцепить мёртвую хватку пальцев, сжимавших постельное бельё и взять меня за руку. Надо сказать, он стиснул мою ладонь так, что у меня хрустнули кости, но я не подал и виду, как мне больно. Мне было наплевать на то, что рука затекла как в стальных тисках, мне было наплевать, что заболели колени и спина, мне было наплевать на всё — главное, что я не слишком поздно понял, что люблю Глэйда. Он поправится и у нас, как и сказал Майки, всё будет хорошо.
А ещё я вспомнил, что всегда на подсознательном уровне чувствовал мутанта, всегда знал, когда наткнусь на него в коридоре, всегда предчувствовал его появление дома. А в ту ночь, когда он замёрз, не накрывшись одеялом? Я ведь проснулся от чего-то, что-то разбудило меня, и я только теперь понял, что это было. Моя истинная пара в тот момент испытывала дискомфорт, и я не мог спать, пока не накрыл продрогшего ящера одеялом. А он? Ведь всё время моей беременности, все эти три месяца, он заботился обо мне, как нянька, исполнял все мои желания, окружал меня заботой. А я думал, что он только о ребёнке печётся.
Даже более того — в ночь, когда я замерзал в пустыне, сбежав от Дюка, я звал Глэйда, просил его найти меня — и он нашёл. А может, он каким-то образом услышал меня, и именно поэтому отыскал так быстро? Удивительно. И как же мне хорошо было, когда он нашёл меня и поднял на руки — я сразу почувствовал себя в безопасности, это ли не признак того, что мне всё это время было хорошо с ним, хоть я этого и не понимал? А теперь пора мне вернуть ему всю ту ласку и заботу, что он дарил мне так долго. Теперь моя очередь носиться с ним, как с ребёнком, баловать его, унимать его боль.
========== Глава 8 ==========
За следующий месяц, пока я ухаживал за больным Глэйдом, произошло много событий. Наши отряды, объединённые с людьми, поймали несколько монстров, таких же, как тот, что убил Пола. Им не стали сохранять жизнь, чтобы наши учёные могли их исследовать — все помнили печальный опыт с Бобом. Попавшихся в капканы зверей убивали на месте безо всякой жалости, чтобы избежать малейшей опасности.
Учёные тоже на месте не сидели, и вскоре на свет появился прибор, способный парить на высоте птичьего полёта. На нём была установлена камера, запрограммированная на выслеживание этих зверообразных тварей, и вскоре при её помощи было обнаружено место их обитания. Общим логовом это назвать было нельзя, но именно там находились самки с детёнышами, и именно туда самцы уволакивали добычу, чтобы прокормить потомство.
Правда, за этот месяц добыча, то есть, мутанты и люди, стала более бдительной, и кормить оголодавших зверят стало проблематично. На это самое укромное место наши ребята вместе с людьми готовили нападение, и Джер в подробностях рассказывал о предстоящей операции более-менее очухавшемуся Глэйду, а я сидел рядышком да слушал. С одной стороны, у меня просто не оставалось выбора — они способны были говорить об этом сутки напролёт, а я сидел с Глэйдом, не отходя от него надолго, и вынужден был слушать все эти разговоры, а с другой стороны, мне и самому было интересно, что же творится вокруг нашей колонии, как продвигается дело и что альфы собираются сделать с логовом новых мутантов.
Дэнни немного оправился и теперь был большую часть времени занят детьми и уходом за больными, и это не оставляло ему времени на тоскливые размышления. Конечно, горечь никогда не покидала его, он ни разу со дня смерти мужа не снял чёрной одежды. Кажется, он собирается носить её всю свою жизнь, не снимая траура до самого последнего вздоха. Я лично не вижу ничего плохого в том, чтобы так глубоко скорбеть по любимому человеку. Однако бедный омега вернулся к жизни, проводил много времени с детьми, хотя улыбка редко трогала его губы.
И у меня были новости — за этот месяц, то есть четвёртый месяц беременности, мой живот подозрительно резко раздался в размерах, и я решил сходить к врачу — чтобы убедиться, что всё в порядке. Итоги обследования, надо сказать, удивили меня, но это было приятное удивление. Я сразу же помчался к Глэйду, чтобы рассказать ему, но он дремал, и я двадцать минут сидел рядом с ним, изнемогая от нетерпения. Когда же, наконец, он приоткрыл глаза, я тут же сел на край его койки и бесцеремонно затормошил за плечо. Он чувствовал себя намного лучше, и я не боялся причинить ему этим боль.
— Просыпайся, ты, сонное царство! У меня новости!
— Начинай с плохой, — пробурчал недовольный таким нахальством с моей стороны мутант.
— Нет плохих. Есть только одна, и она хорошая. Их двое.
— Кого? — он непонимающе уставился на меня, хмуря брови.
— Да детей, понимаешь? Детей двое! Это близнецы.
Услышав эти слова, Глэйд улыбнулся как Чеширский кот и протянул ко мне руки, чтобы обнять. Я склонился к нему и уткнулся лицом в прохладную кожу шеи. Альфа ласково погладил меня по голове и плечам. Долго в такой позе сидеть мне было неудобно, и я сел на постели, а большая ладонь улеглась на мой живот, осторожно поглаживая. Я накрыл её своими руками и улыбнулся.
Двое малышей… Конечно, глупо рассчитывать, что хоть один из них будет омегой, раз уж тут они рождаются с периодичностью раз в двадцать лет. И всё равно — что может быть лучше, чем двое детей, когда ждал всего одного? Это, конечно, вдвое больше забот, но и вдвое больше радости. А какие они будут? Два лысых чешуйчатых сорванца? Или от меня унаследуют непокорные, вечно спутанные волосы? Ах, да какая разница? Какими бы ни были, буду любить их. Так сильно, так крепко, как никого никогда. Никого? Мой взгляд скосился на улыбающегося альфу, и я подумал, что любить их буду так же сильно, как их шебутного папашу.