— Глэйд… — я понял, что так и не сказал ему самого важного.
— А? — он оторвал взгляд от моего округлившегося живота.
— Я люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя и останусь с тобой. Научи меня жить так, как ты. Покажи мне свой мир. Я приживусь, обещаю. Знаешь, как кот, который долго не может привыкнуть к новому дому, а привыкнув, уже от него не откажется. Ах, да у тебя же никогда не было кота. Ну ты ведь всё равно меня понял, да? — за всё время моей тирады альфа не прекращал поглаживать меня по животу, ласково улыбаясь.
— Я понял тебя. Понял. И я тебя люблю, ласточка, — на этот раз я только улыбнулся ласковому прозвищу. — Я рад, что детей будет двое. Спасибо тебе.
— Пожалуйста, — я пожал плечами и хихикнул, — мне не трудно. Это тебе ещё пять месяцев терпеть мой характер и предродовые истерики.
— Уж потерплю, не переживай.
POV Автор
Альфа и омега, нежно ворковавшие в полутёмной палате больницы, не подозревали о том, что творилось в городе людей, а точнее в домишке Дюка, оставленного несколько месяцев назад в полном одиночестве. Внезапное исчезновение мужа альфа мог бы объяснить чем угодно, только не тем, что он по своей воле вернулся к мутантам. Недалёкий по своей натуре, Дюк никогда бы не подумал, что Бэлл мог слышать разговор о предательстве, а потом притвориться спящим.
Нельзя сказать, что альфа был привязан к супругу, но всё же пять лет совместной жизни наложили свой отпечаток на его мировосприятие, и он не очень представлял себе, как будет жить без «хозяйки в доме». Тяжёлый крестьянский труд всем своим тяжким бременем обрушился на не очень-то выносливые плечи Дюка, и тот, обременённый, одинокий, понятия не имеющий о судьбе единственного близкого человека, терзаемый угрызениями совести, начал выпивать, и вот уже несколько месяцев не проводил вечера без стакана крепкого, но дешёвого алкоголя. Хозяйство постепенно приходило в запустение, куры передохли одна за другой — какие от голода, а каких собаки местные задрали. Обширный огород порос сорными травами, уже достававшими невысокому Дюку до середины бедра, цепная собака околела от голода, потому что хозяин, не обращая внимания на истошный лай, даже воды не наливал, что уж говорить о еде.
И так не отличавшийся могучим телосложением, Дюк, истощённый постоянным недоеданием и пьянством, сам начал превращаться в развалину: спина согнулась, сизая щетина оттеняла бледные впалые щёки, волосы клочьями нависли над низким лбом, походка стала нетвёрдой и шатающейся, пальцы мелко дрожали то в пьяном угаре, то от похмелья. Соседи сочувствовали молодому опустившемуся альфе, списывали его пьянство на скорбь по пропавшему мужу, но те одиннадцать альф из отряда, который бросил Бэлла в пустыне четыре месяца назад, прекрасно понимали, в чём истинная причина грехопадения Дюка.
Никакие уговоры, никакие дружеские советы и увещевания не способны были вытянуть альфу из запоя и глубокой депрессии. Постепенно друзья бросили свои бесплодные попытки и вернулись к своей жизни, изредка заходя в пропахшую плесенью хибару, чтобы убедиться, что Дюк всё ещё жив.
Предоставленный самому себе, ничем не занятый, постоянно находящийся в пьяном чаду, Дюк всё больше и больше думал о том, что же произошло четыре месяца назад. Появившихся около месяца назад альф-мутантов он видел только издали, и воспалённый разум не смог отличить их от обычных людей. Для Дюка, в отличие от всего остального города, не существовало никакого Нижнего Шеридана, где жили вполне человекоподобные существа, а слово «мутант» всё ещё живо рисовало в воображении мерзкого урода, живущего, как зверь и жрущего человечину. Никто в городе не утруждал себя длительными разговорами с «выпивохой», как его теперь называли, и новости ему особо не откуда было узнавать. Однако череда жестоких убийств в пустыне не могла укрыться от него и только уверила в мысли, что выродки из Буффало бесчинствуют.
Растерзанное тело, увиденное Дюком однажды утром, искалеченное, порванное на части, будто сломанная кукла, поразило и оглушило альфу. Медленно, не имея сил сопротивляться, подошёл он к трупу и заглянул в его стеклянные безжизненные глаза, которые будто смотрели в душу и укоряли в том, о чём он пытался забыть. Онемевшего от ужаса Дюка, в волосах которого проступила седина, силой увели домой, уложили спать и снова оставили одного. В темноте ему казалось, что мёртвые глаза всё смотрят и смотрят на него, не мигая, проникают в самые сокровенные и тайные его мысли. В воспалённую голову несчастного закралось безумие.
Незрячие глаза мертвеца преследовали альфу, куда бы он ни пошёл, что бы ни делал. Страшные сны переплетались с реальностью, изматывая и душу и тело, постепенно Дюк начал дичать и сторониться даже своих друзей. Однако мысль его не останавливалась никогда. Как далёкое воспоминание вставал перед глазами образ Бэлла, улыбчивого и ласкового, и безумец отчаянно плакал, цепляясь дрожащими пальцами за подушку и пытаясь отогнать от себя видение.
Но на смену Бэллу в его больном воображении неизбежно приходили страшные глаза, уставившиеся в пустоту, и вместе с тем безжалостно смотрящие прямо в душу. Эти глаза словно укоряли Дюка за то, что он оставил своего мужа, беззащитного омегу, на растерзание мутантам, что он предал единственного человека, который был ему близок. Ночные кошмары изводили его, он боялся спать, его глаза, отёкшие и окружённые тёмными синяками, воспалённые красные веки, отросшие нечёсаные волосы придавали ему устрашающий и неприятный вид, и люди в городе вовсе перестали проявлять к нему какое-либо участие. Безумец остался совершенно один.
Всплеск мысли, озаривший угасающее сознание, зажатое как в тиски между приступами безумия и запоем, снял как рукой все видимые признаки нравственного падения. В отупевшем мозгу мелькнула мысль о том, что омег мутанты не убивают, а лишь отсрочивают их смерть на время беременности, и, сделав нехитрый расчёт, Дюк с восторгом утопающего понял, что Бэлл, вероятно, ещё жив. Весь утраченный смысл вернулся в жизнь альфы, и он решил, что спасёт мужа, пусть даже это будет стоить ему жизни. Никто не знал, что болезнь Дюка вышла на новый уровень, некому было остановить его, никто не мог помочь ему.
Воспалённому разуму не понадобилось много времени, чтобы продумать безумный, неправдоподобный план, и спустя несколько дней он, вооружившись ножами, обломками садовых инструментов и топором, приманив куском мяса первого же попавшегося на улице бездомного пса, отправился бодрым шагом к воротам города.
Со времени нападения Третичных мутантов ворота охранялись по-настоящему, никто не смел спать у поста, и это было бы проблемой для любого горожанина, но безумцы способны в доли секунды выдать самую нелепую глупость, и как это ни странно, она сработает. Дюк сказал, что ведёт на убой бездомного пса, который загрыз его последнюю наседку, и охрана, ухмыльнувшись незаметно причудам сумасшедшего, выпустила его ненадолго с условием не уходить далеко.
Спустя час встающее солнце застало неуклюжую фигуру, идущую по дороге на Буффало, мёртвый город мутантов.
========== Глава 9 ==========
POV Автор
Целый день Дюк брёл по раскалённому песку, изнывая от голода, а вскоре и от жажды — прихваченная из дома фляга с водой быстро опустела. Пёс тащился рядом, вывалив из пасти розовый язык и тяжело хрипло дыша. Солнце нещадно палило, заставляя альфу щуриться, закрывать глаза ладонью, обжигая кожу и причиняя боль. Но безумец, ведомый своей затеей, упрямо шёл, с трудом переставляя ноги. В Шеридане уже давно хватились его, но разыскивать не стали — зачем же тратить своих людей, рисковать их жизнями, чтобы спасти сумасшедшего, от которого никакого проку? Конечно, незачем.