— Ты чего это, а? Что у тебя случилось?
— Патруль подобрал в пустыне человека. Знаешь, какого именно?
Альфа только вскинул безволосые брови, как бы говоря, что не знает.
— Дюка! Моего чёртова бывшего мужа!
— И… что? — голос мутанта был вкрадчив, будто он сомневался в ответе. — Что ты собираешься делать?
— Он ужасный. С ним что-то стряслось. Он будто постарел на двадцать лет. Седой совершенно. Я хочу узнать, что произошло и помочь, чем смогу. Я надеюсь, ты не будешь ревновать, это глупо.
— Я ему не доверяю. Предал один раз — предаст и второй. Так что не советую тебе с ним связываться.
— Вы все задолбали мне советы раздавать, когда я не прошу. Я сказал узнаю — значит узнаю. С ним случилось что-то страшное, и я не оставлю его так. Ясно? Почему плохо ему помочь?
— Да потому что он — неблагодарная сволочь, а чуть с ним что случилось, ты бежишь к нему на помощь, сверкая пятками! Кто он тебе такой? С какой стати ему помогать? Ты напорешься только на хамство, если не на подлость! Я не разрешаю. И точка.
Бэлл смотрел на мужа, сжав кулаки и гневно сверкая глазами. Альфа тоже принял суровый вид, но он сидел на постели, и был в проигрыше — омега навис над ним, используя все средства моральной атаки.
— Ты дурак! Дурак! Как это глупо и по-детски — ревновать! Я думал, ты умнее! Я сделаю так, как считаю нужным!
Глэйд, забыв о ранах, вскочил с постели, и теперь физическое преимущество оказалось на его стороне — Бэлл доставал ему до груди. Почувствовав себя неуютно под суровым злым взглядом мутанта, омега съёжился. К тому же на него нахлынуло раскаяние из-за того, что он своими истериками заставил всё ещё слабого после ранений мужа встать с постели, да ещё так резко. Тут же сделав щенячьи глаза, Бэлл примирительно замурчал:
— Эй, эй, не кипятись, ну чего ты? Ладно, ладно, нельзя так нельзя. Прости, я просто хотел проявить естественное человеческое сострадание, но если ты и правда считаешь, что это опасно — я не буду иметь с ним дела. Только не злись, ляг, тебе нельзя так резко вскакивать.
Мутант, ещё раз на всякий случай грозно глянув на мужа, улёгся обратно в постель, довольно улыбнулся, когда омега заботливо поправил на нём одеяло, перехватил маленькую руку и поцеловал ладонь.
— Отдыхай. Я схожу к Джеру, доложу ему, так сказать, о человеке, а он уж пусть разбирается. Да?
— Не стоит. Ему доложат и без тебя, так что иди-ка ты домой. Тебе тоже отдых нужен. Приходи завтра, хватит со мной сидеть, ты устаёшь, я же вижу. Ну, иди, иди.
Бэлл направился к двери, и пока он был ещё в зоне досягаемости, Глэйд успел легонько шлёпнуть его по попе, и тот, глуповато хихикнув, удалился из палаты, послав на прощание воздушный поцелуй. Конечно, омега собирался ещё вернуться — было только утро, и за долгий день он умудрялся так соскучиться по мужу, что прибегал по пять раз. Отдохнуть, однако, и правда стоило — растущий живот давал о себе знать, ноги и спина постоянно ныли, и иногда необходимо было просто поваляться дома перед телевизором.
Поднявшись на жилой ярус, Бэлл сначала всё же зашёл к Джеру и Майки, попил с ними чаю, поиграл с Арчи, а потом удалился в их с Глэйдом квартиру. Там, раздевшись до одной широкой глэйдовой рубахи, в которой было очень удобно спать, он завалился на широкую, теперь по-настоящему супружескую постель, которая заждалась второго обитателя. Заранее заказанные Элу «чипсы», а точнее их подобие, воспроизведённое по старым рецептам, пришлись как нельзя кстати — каждый день Бэлл обнаруживал, что хочет отведать что-то новое, чего не пробовал раньше. Чипсы очень даже ему понравились, и он с удовольствием хрустел ими, пока смотрел очередную мелодраму. Нервы, напряжённые из-за беременности, вызывали самую живую реакцию на развитие простенького, казалось бы, сюжета — омега рыдал, как маленький, вытирая мокрые щёки и всхлипывая.
На некоторое время мысли о бывшем муже оставили его, и он полностью погрузился в историю любви нищего учителя и богатой молодой леди, которые по определению не могли быть вместе, потому что эта леди была замужем. Но настал момент, когда фильм кончился, и перед впечатлительным беременным омегой снова всплыл образ Дюка, седого и постаревшего, раненого и явно пережившего какое-то горе. Бэллу и в голову бы не пришло, что подонок, способный бросить омегу на растерзание монстрам, мог раскаяться и на почве этого сойти с ума. Причина рисовалась ему более простой и банальной, никак не связанной с предательством, совершённым четыре месяца назад.
Воспоминания, которые омега так старательно пытался изжить из своей головы, были извлечены на свет самым бесцеремонным образом, и теперь не давали ему покоя. Существование в природе бывшего мужа начинало казаться иллюзией, воспоминанием многолетней давности, а теперь вот выяснилось, что Дюк, всё же, человек из плоти и крови, тот самый, с кем прошло столько лет. Если бы он вломился в жизнь омеги здоровым, бодрым, всё тем же, то встретил бы только ненависть и презрение. Седой же старик, которого Бэлл увидел на операционном столе — худой, измождённый, покрытый ужасными кровоподтёками, в нежной омежьей душе вызвал сострадание и желание помочь.
Разнообразные варианты и предположения роились в дредастой голове; юноша сидел на постели, нахмурившись и машинально поглаживая животик. Конечно, он не собирался нарушать слово, данное Глэйду, конечно, он не планировал тайно увидеться с бывшим мужем, но он не мог бы сказать, что судьба последнего ему совершенно безразлична. Доброе сердце не способно было желать зла даже предателю и негодяю, и за несколько часов, проведённых дома, мысли о Дюке стали какими-то навязчивыми. Бэлл не выдержал и, мысленно решившись выбить у Глэйда разрешение на встречу с бывшим мужем любой ценой, направился на больничный ярус.
Там, неслышно скользнув в палату, присел на краешек постели и осторожно потряс мутанта за плечо. Тот почти сразу проснулся, сначала, не разобрав, кто его будит, скорчил недовольное лицо, но признав мужа, широко улыбнулся.
— Ну что, ласточка, соскучился? Сколько времени?
— Да уже ближе к вечеру. Слушай, я вот чего пришёл…
Глэйд напрягся, догадываясь, о чём пойдёт речь.
— Мне правда очень-очень нужно увидеть Дюка. Расспросить его, что случилось, узнать, можно ли чем-то помочь.
— Ты же знаешь мой ответ, Бэлл. Нет. Закрыли тему, ты не пойдёшь — и точка.
— Но послушай, нельзя же платить злом на зло! Что такого, если я просто с ним поговорю? — голос омеги начал дрожать, и Глэйд, морально не готовый терпеть беременные истерики, занервничал.
— Эй, ну только не плачь. Твоё участие совершенно не обязательно — с ним и так разберутся, его вылечат, отправят домой, даже довезут. Ну? Чем ты можешь ему помочь-то?
— Любому человеку нужна моральная поддержка и участие! Если тебе это непонятно, то мне — очень даже! Тебе, что трудно? — Бэлл начал всхлипывать. — Я же только поговорю с ним и всё…
— Чёрт с тобой, только не ной. Пойдёшь к нему исключительно с Джером, да и ещё с парой альф. Не смей ходить туда один, я не посмотрю, что ты беременный, я тебя запру в комнате и будешь сидеть голодом, пока не одумаешься, понял?
— Понял, — Бэлл удовлетворённо улыбнулся. — Я пока тут посижу, а потом, как Джер придёт, мы с ним сходим.
Джер пришёл нескоро, и всё время, проведённое наедине с мужем, Бэлл пытался умаслить его, разжалобить и заставить улыбнуться, но мутант был зол, почти не разговаривал, пару раз прикрикнул на омегу, и тот, наконец, замолк. Чувства, обуревающие человека, были двоякими: с одной стороны он был рад, что сумел выпросить разрешение увидеться с Дюком, с другой понимал, что как-то неправильно из-за жалости к бывшему мужу ругаться с нынешним. Неловкое молчание между супругами прервал заявившийся, наконец-то, Джер. Глэйд, не расположенный к разговорам, бросил коротко: «Присмотри за ним, пока он будет говорить с этим полудурком».
В палате, куда поместили Дюка было прохладно и светло. Альфа сидел на постели, одетый в больничную голубую рубаху, и рассеянно смотрел на свои руки. Резко открывшаяся дверь напугала безумца, и он, вздрогнув, отпрянул от двери, выставляя вперёд руки, но, признав в одном из вошедших Бэлла, счастливо улыбнулся.