— Бэлл! Это ты… — казалось, альфа не знает, что говорить, но его сияющее радостью лицо смутило и испугало омегу.
— Да, я. Что с тобой произошло? Как ты оказался в пустыне ночью? Разве ты не знаешь, какие монстры рыскают по ночам?
— Монстры? Да, да, в Буффало монстры, но туда-то я и шёл… Я думал, что ты там…
— Дюк, в Буффало давно никого нет. Здешние мутанты истребили тамошних, там пусто теперь. Весь Шеридан это знает, почему же ты не знаешь?
— Шеридан, Шеридан… Мы не в Шеридане?
— Нет. Дюк, ответь — зачем ты ходил ночью в пустыне?
— Я должен признаться тебе, Бэлл… Ты простишь меня? Простишь? Я… я такая сволочь… Я не знаю, что на меня нашло тогда… Я просто… — альфа начал всхлипывать, по его щекам, покрытым щетиной, покатились крупные слёзы, — это я, понимаешь? Я бросил тебя! Одного, в пустыне, на растерзание плотоядным тварям из Буффало…
— Я знаю, всё знаю. Дюк, в Буффало никого нет.
— О, ты знаешь? Я так виноват… так виноват перед тобой, — Дюк протянул к бывшему мужу руки, но тот отступил на шаг. — Ты не простишь меня? — в голосе альфы звучала такая горечь и боль, что сердце омеги дрогнуло.
— Такое нельзя простить. Ты бы не простил. Это я могу только забыть, и то мне придётся постараться. Хотя, надо сказать, ты всё же оказал мне услугу — именно благодаря тому, что ты сделал, я здесь.
— Ты здесь… Ты носишь ребёнка? Моего? — на лице альфы мелькнула надежда.
— Нет. Я ношу ребёнка своего истинного альфы. Прости, но для тебя не новость, что мы с тобой, хоть и прожили бок о бок пять лет, никогда друг друга не любили. А здесь я нашёл того, кто предназначен мне свыше, понимаешь?
Дюк замер. В его больной голове не укладывалось, что мутанты — симпатичные ребята, и он пытался осознать тот факт, что омега мог добровольно остаться жить с монстром. Бэлл заметил его замешательство и недоверие и постепенно начал понимать, что что-то объяснять Дюку бесполезно. Омега ещё не понял, что его бывший муж спятил, но постепенно становилось всё более и более очевидным, что он не воспринимает ничего из того, что ему пытаются втолковать. Бэлл растерянно переглянулся с Джером, который тоже был слегка удивлён, и снова обратился к Дюку.
— Эй… — омега рискнул подойти ближе и положить руку на ссутуленную спину, отчего безумец крупно вздрогнул, — слушай, чем я могу тебе помочь? Скажи, зачем ты шёл в Буффало?
— Я искал тебя… Я думал, что если найду тебя, спасу, верну домой — ты простишь меня.
Бэлл тихо выдохнул, не находя слов, чтобы ответить на это нелепое, но трогательное признание. Искал? Пытался спасти? Но зачем же? Неужели и правда раскаивался и терзался угрызениями совести? Омега искал причины, которые толкнули бы Дюка подвергнуть жизнь опасности ради уже один раз преданного мужа.
Альфа сидел тихо, глядя в сторону, нервно сжимая и разжимая пальцы. Вообще все его движения были нервными, порывистыми, выдающими полное отсутствие контроля над собственным телом. Бэлл и Джер снова переглянулись, и на этот раз в глазах обоих промелькнула одинаковая мысль о безумии. Дюк дрожал всем телом, начал бессвязно бормотать, и когда омега подошёл к нему поближе, чтобы утешить, резко подался вперёд, обхватил его за талию и, уткнувшись лицом в круглый живот, разрыдался. Растерянный Бэлл погладил его по седой голове, прошептал несколько ласковых слов, склонив голову набок, и постепенно рыдания прекратились. Подняв заплаканное лицо к Бэллу, безумец заискивающе заглянул ему в глаза.
— Ты ведь не бросишь меня? Не оставишь одного? Я боюсь… Эти глаза, знаешь? Такие пустые, холодные… мёртвые глаза покойника… Они всегда следят за мной! Понимаешь? Он смотрит на меня и спрашивает, за что я бросил тебя… А я не знаю, понимаешь? За что?
Пальцы Дюка судорожно сминали рубашку омеги, чтобы не отпустить, не дать отвернуться и отпрянуть. Но Бэлл не собирался уходить — на его лице изобразилось такое сострадание, что и лицо сумасшедшего просветлело.
— Не бойся, я не оставлю тебя. Всё будет хорошо, ты веришь мне? Я поговорю с Глэйдом, спрошу его, что с тобой делать, но пока ты не поправишься, будешь у нас, ладно?
Дюк часто закивал, улыбаясь и смахивая со щёк слёзы. В его душе зародилась надежда, что Бэлл, всё же, простит его, и всё будет как раньше. Образ мужа, раньше не вызывавший никаких сильных эмоций, теперь предстал перед альфой в совершенно ином свете: беременный омега, как воплощение домашнего уюта, семьи и тепла, показался ему верхом совершенства и пределом мечтаний. Присутствие Бэлла рядом раньше казалось обыденным и само собой разумеющимся, а теперь стало желанным, необходимым; Дюк понял, что не сможет спокойно жить, если омеги не будет рядом.
Бэлл догадался, какие чувства вызвал у бывшего мужа, и ему надо было придумать, как, с одной стороны, пресечь все эти предложения начать всё сначала, которые непременно последуют, а с другой — и правда не бросать Дюка совсем одного. Повернувшись к Джеру, омега скорчил забавную гримасу, указывая взглядом на дверь, и альфа, поняв намёк, вышел из комнаты, а Бэлл последовал за ним.
— Ну, что скажешь? — мрачно спросил омега, хмуря брови.
— Он не в себе. Может, не окончательно сошёл с ума, может и есть вероятность, что он оправится, но я не уверен.
— Это плохо, очень плохо… Что нам с ним делать? Оставить его здесь нельзя, вернуть в Шеридан — опасно. Мало ли что он учудит там один? И кто будет за ним приглядывать?
— Это не наши проблемы, Бэлл. Отправим домой, и пусть делает, что знает. Ты не обязан за него переживать.
— Не обязан, но переживаю. Можно я хотя бы поеду с вами проводить его?
— Нет.
— Да что такого-то? Мы же будем на машине, со мной будут альфы, что может случиться?
— Всё, что угодно, Бэлл. Он сумасшедший, ты хоть понимаешь, как это опасно?
— Но посмотри на него, он безопасен, как ребёнок! Он не агрессивный, он ничего нам не сделает.
— В любом случае я не имею права дать тебе согласие. Это должен сделать Глэйд, как твой муж и глава общины. Так что вопрос не ко мне. Я против, и, думаю, Глэйд скажет примерно то же самое.
Омега насупился, но смолчал. Он уже приобрёл опыт в убеждении мужа сделать так, как надо ему, Бэллу, и надеялся, что и в этот раз сумеет уговорить Глэйда. Попрощавшись с Джером, который подозрительно на него косился, он направился в палату мужа, который не спал и напряжённо ожидал результатов разговора бывших супругов. Когда омега вошёл, мутант оглянулся и пристально на него посмотрел.
— Ну что?
— Он сошёл с ума. Совершенно. Он не понял ничего из того, что я ему сказал.
— Вот и нечего из-за него переживать. Послезавтра кто-нибудь из парней отвезёт его домой, а там он уже не будет нашей заботой.
— Но как же? Он ведь совершенно беспомощный! Ты бы его видел, он совершенно как ребёнок, хоть и выглядит как старик. Его нельзя бросать на произвол судьбы.
— Давай-ка кое-что уточним, милый. Я и так пошёл тебе на уступки сегодня — мог бы и запретить с ним разговаривать, и я не сомневаюсь, что ты бы меня послушался. Так вот, я понимаю, о чём ты. Я не позволю тебе бегать, как нянька, к этому придурку в Шеридан. Ясно? Ты остаёшься здесь, а Дюка своего больше не увидишь.
— Глэйд, — омега ухмыльнулся, — да ты, никак, и в самом деле ревнуешь!
Бэлл думал, что альфа будет отрицать свою ревность, но тот лишь пожал плечами:
— Ну да, и что? Я не имею права тебя ревновать? К тому же, он, и правда, опасен. Ты остаёшься здесь, сидишь дома и не высовываешься. Уяснил? Или я тебя под замок посажу.
— Нельзя так, нельзя! Я должен ему помочь! К тому же… В Шеридане есть люди, по которым я скучаю…
— Это кто же?
— Мои братья. Мои друзья. Ты думал, там у меня их не было? Пожалуйста, отпусти меня. Отпусти, я ведь вернусь. На один денёк поднимусь, со мной будет кто-нибудь из наших… Пожалуйста… — на этот раз дрожание голоса и слёзы в глазах были настоящими. Бэлл и правда хотел ненадолго попасть домой. Глэйд поджал губы и нахмурился. С одной стороны, он ни в коем случае не хотел отпускать омегу в город, пусть даже и с охраной. С другой стороны вид готового разреветься хрупкого юноши, носящего его ребёнка, вызывал нежность и желание утешить и защитить, а единственным способом было отпустить его в Шеридан.