Перед широко распахнутыми дверями уже собралась огромная толпа обитательниц гарема, единственным развлечением в жизни которых была либо смерть, либо рождение очередного наследника. В первом случае, им удавалось вдоволь наесться халвы — невероятно вкусного и сладкого лакомства, которые готовили повара из обжаренной муки и масла с добавлением медового шербета, куркумы и корицы. Во втором же случае, если рождался сын, по приказу хана каждой доставался увесистый мешочек с золотом, который они могли припрятать до тех времен, когда на закате лет им будет позволено покинуть дворец.
Все были так поглощены созерцанием того, что происходило внутри, что никто и не заметил внезапного появления повелительницы. Крепко сжимая изогнутый кинжал, Зейнаб попыталась было осторожно войти внутрь, когда внезапно заметила присутствие человека, один лишь взгляд на которого заставил ее резко отпрянуть назад и бессильно заскрипеть зубами.
Хан. Он был там, с ней. Одинаково относящийся ко всем своим отпрыскам и их матерям, появляясь лишь в самый последний момент чтобы прочитать аяты из Корана и дать очередное имя, на этот раз, он вел себя совершенно по-другому. Ни на шаг, не отходя от своей ненаглядной Бану, он несмотря на протесты лекарей и повитух, рекомендующих ему выйти и переждать роды в своих покоях или саду, до самого конца держал ее за руку тем самым будто бы вливая в нее свои силы, подбадривая нежными словами, что несмотря на крики нежно шептал ей на ушко.
Зейнаб едва не затошнило от таких неприкрытых чувств. Это ее он должен был так боготворить. Это ей, своей законной супруге и матери наследника он должен был посвящать стихи и шептать нежные слова. Ей, а не какой-то худосочной англичанке с фарфоровым кукольным личиком, которое так и подмывало разбить сильным ударом кулака на мелкие кусочки.
Внезапно все словно по приказу смолкли. Наступила такая тишина, что можно было при желании расслышать и писк комара. Но вот тишину нарушил звонкий плач новорожденного. Все замерли, ожидая момента, когда будет провозглашен пол ребенка.
— Примите мои величайшие поздравления, государь, — протягивая повелителю сверток, произнесла пожилая и очень уважаемая повитуха, которая когда-то принимала самого Шахбаз-хана, — у вас родилась дочь.
Дочь. Почувствовавшая невероятное облегчение, Зейнаб едва не расхохоталась во весь голос. Подумать только — дочь. Проклятая англичанка оказалась настолько бестолковой, что не смогла подарить хану сына.
Она уже собиралась так же незаметно удалиться, когда до нее донеслись слова хана, пригвоздившие ее к месту:
— Хвала Всевышнему, у меня родилась дочь. Бану, любимая, разве могла ты подарить большую радость, чем произведя на свет этого ангелочка?
Подумать только, эта негодяйка счастливо рассмеялась. Да-да, именно, и Шахбаз-хан грозный правитель небольшого, но стратегически очень важного государства, слова мальчишка вторил ей в ответ. Крепко прижимая к себе драгоценный попискивающий сверток, счастливый отец согласно исламской традиции произнес над ней молитвы, призванные уберечь новорожденную от дурного глаза и козней шайтана, а затем подняв дочь в вытянутых руках вверх торжественно провозгласил:
— Во имя Аллаха Милостивого и Милосердного, нарекаю тебя именем — Фарах, что означает — Радость. Ибо нет отныне для меня большей радости, чем ты, дочь моя.
Зейнаб больше было не до смеха. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, когда каждый старался приблизиться к малышке и поздравить счастливых родителей, она в вместе с преданной Гюльсюм вернулась прежним путем в свои покои. Слезы жгли глаза, но она даже под страхом смерти не позволила бы себе пролить ни слезинки.
О, она отомстит. Она наберется терпения и будет терпеливо выжидать подходящего момента, чтобы нанести решающий удар всем, кто посмел перейти ей дорогу.
ГЛАВА 2
Гызылдаг. Семь лет спустя.
— Ваше высокородие. Фарах ханым. О Аллах, куда опять подевалась маленькая госпожа? Ну почему ее никогда не бывает на месте? Ох, и достанется всем нам за недосмотр. Госпожа, ну не пугайте вы так свою старую нянюшку, покажитесь…