— Знаешь, птенчик, твое образование всерьез начинает меня беспокоить. Спрашивается, чем занимается твоя мать, вместо того, чтобы объяснять дочери такие элементарные, но в то же время важные вещи? Придется мне серьезно поговорить с матушкой на эту тему.
— Нет, Джабир, прошу не надо ничего рассказывать Зейнаб ханым, — взмолилась я. — Обещаю, что буду более внимательно относится к занятиям, только не говори ей ничего, ладно?
— Обещаешь? — прищурив один глаз, насмешливо спросил он.
— Клянусь, — я готова была пообещать что угодно, лишь бы избежать очередного нагоняя от суровой наставницы. — А теперь, если тебе не трудно, то расскажи мне об этом… как говоришь он называется?
— Хары бюль-бюль, — беспомощно разведя руками рассмеялся брат. — С этим необычным цветком связано много легенд, и об одной из них я тебе сейчас расскажу. Вот, погляди внимательнее, — он так и сяк поворачивал перед моими глазами драгоценную брошь, — на что по-твоему похож этот цветок?
— На птицу? — неуверенно спросила я, ожидая очередной насмешки, но ее не последовало.
— Вот именно, — подхватил брат. — По одной из легенд, птицы и растения когда-то подобно людям могли испытывать такое волшебное чувство, как любовь.
— Любовь? — прыснула я.
— Вот именно, птенчик, любовь, — серьезно ответил Джабир. — Соловей влюбился в прекрасную розу и дни и ночи напролет пел ей песни о любви. Роза, покоренная непередаваемым пением соловья, отвечала на его чувства. Молва об их любви разнеслась повсюду; растения и птицы искренне радовались их светлым чувствам, как своим. Но "Хар" — шип, единственный, кого их любовь раздражала, и он никак не мог с этим смириться. Чтобы разлучить влюбленных, он начал петь цветку свои любовные песни, но они не нашли отклика в сердце прекрасного цветка. Отказ привел его в бешенство, и тогда, разъярившись шип уничтожил один из прекрасных лепестков розы, причиняя ей невыносимую боль. Соловей видя, что его любимый цветок может погибнуть, принялся издавать горестный стон, и его стону вторили все растения и птицы. В момент полного уничтожения розы, все разом начали молиться за ее жизнь. Ради спасения такой большой любви, все готовы были пожертвовать собой. И их мольбы были услышаны — роза, соловей и хар (шип) — все вместе превратились в один цветок — Хары бюль-бюль.
— Как красиво, — сложив ладошки на груди восхитилась я.
— Красиво, — не отводя глаз прошептал Джабир. Вот только было не понятно имели ли мы оба ввиду одно и то же.
— Ты говорил, — борясь со смущением спросила я, — что Хары бюль-бюль является одним из символов нашего ханства, как такое может быть?
— Видишь ли, этот редкий цветок растет не повсеместно, а лишь в двух местах: Карабахском ханстве и у нас. В наших краях, он яркого желтого цвета. Когда приходит время распускаться, эти прекрасные цветы образуют настоящий живой ковер, покрывающий изножья гор так, что начинает казаться, что горы из чистого золота. Отсюда и название нашего ханства-Гызылдаг, что означает Золотая гора.
— Ты верно шутишь, — фыркнула я, — мне совершенно точно известно, что "золотыми" наши места называют из-за богатых залежей золота, позволяющими нам иметь собственную армию и до сих пор оставаться единственным самостоятельным государством между такими соседями, как могущественное Персидское государство с одной стороны, и непобедимая Османская империя с другой.
— Госпожа, вот вы где, — раздалось в двух шагах, и из-за деревьев показались служанки не один час разыскивающие меня повсюду. С ужасом взирали они на мой растрепанный вид, представляя какое наказание выпадет на их долю за мокрое платье и разбитую в кровь коленку.
Джабира при их появлении словно подменили. Мгновенно утратив ко мне интерес, он с безразличным видом пожал плечами и будто бы совершенно позабыв о моем существовании направился во дворец, дав знак сопровождающим его слугам следовать за ним.
А дома меня ждал самый настоящий нагоняй. Уже одного того, что я сбежала несмотря на категорический запрет было достаточным для того, чтобы меня лишили сладкого на неделю, но, когда матери стало известно о том, что я была с Джабиром, ее чуть не хватил удар. В ужасе заламывая руки, она одновременно умоляла и приказывала держаться от него подальше, и ее поведение меня сильно озадачивало. Еще ни разу в жизни мне не приходилось видеть ее в таком состоянии. Чувствуя себя безгранично виноватой, я торжественно пообещала ей, что буду держаться от наследника на расстоянии, но, одно дело обещать, а другое — пытаться сдержать свое обещание. И это оказалось не так-то просто.