Но больше все-таки злился на другое: почему не попросила помощи? Она ведь была нужна. Он до сих пор прокручивал в голове слова врача: «девушка проявляла агрессию, когда ее нашли. Пыталась убежать, вырывалась, дралась». От хорошей жизни не сбегают.
Это Иван знал наверняка.
Сейчас же, глядя на сутулые плечи с острыми выступающими косточками, на бессмысленные покачивания исхудавшего тела, на сцепленные вокруг колен руки, Ивану стало больно. И пусть физическая боль его не страшила, он и вовсе не обращал на нее внимание, но другая, та, что царапала горло колючим комком, та, что сжимала внутренности и запускала волну холода, бегущую по позвоночнику, пугала до чертиков.
— Я часто размышлял над тем, почему именно звёзды, — Иван прочистил горло, сглотнув комок, засунул руки в карманы брюк и откинулся назад, оперевшись спиной о стену. — Могу, признаться. Я думал, что ты обычная молодая девушка, голова которой забита всякой романтичной чепухой, — Воронов хмыкнул и взглянул на размеренно покачивающуюся фигуру. — Оказалось нет. Звёзды — это не просто чепуха. Это твоя жизнь.
Девушка не ответила. Не стрельнула в него взглядом за самовольный переход на «ты», не улыбнулась в ответ на его признание. А еще две недели назад сделала бы это, не раздумывая.
Иван наблюдал за ней, долго и пристально изучая то, что было доступно взгляду. Снова начинал злиться, теперь уже на врачей. Кажется, ее совсем не кормят, да и спутанные волосы и измятая пижама или что-то очень на нее похожее, рождали в голове совсем не радужные мысли.
Тишина начинала давить.
Иван сцепил зубы, и, чтобы отвлечься, обвел взглядом помещение. Изолятор был очень маленьким. Невысокий потолок, голые, покрытые лишь штукатуркой стены, кровать у стены с тонким матрасом… И все. Ни окна, ни другой мебели больше не было. Единственным, что связывало человека, запертого внутри с внешним миром, было крохотное окошко в двери.
— Я разговаривал с главврачом… и он рассказал мне твою историю. Не полностью, в двух словах, но…
Воронов шумно выдохнул — говорить было трудно. Но еще хуже, когда нет ответа. А девушка все также молчала. Она, казалось, вообще не слышала его слов. Или не хотела слышать. Лишь мерно раскачивалась… Как делают это… Нет. Иван дернул головой, выбрасывая из нее страшные мысли.
— Знаешь, сидя в машине и направляясь сюда, я словил себя на мысли, что слышал о тебе. Давно правда. Но все же… Получается я знал тебя, пусть и заочно. Помню, сидел тогда в отеле в Токио после тяжелого дня и слушал новости, чтобы разгрузить голову. И там, в Японии я впервые узнал о тебе. Представляешь? Кажется, говорили о Нобелевской. Уже не вспомню, что почувствовал в тот момент, но уверен, что это была гордость. И сейчас я тоже хочу тобой гордиться… Вера.
Назвать ее имя Ивану было сложно. Наверное, поэтому оно получилось слегка приглушенным, когда вырвалось из горла, оцарапав его стенки своим звучанием. Но девушка не среагировала даже на это. Только качалась.
Вперёд…
Назад…
Вперёд…
Назад…
— Я хочу тебе помочь. Но для этого мне нужно знать. Все знать, понимаешь? Поговори со мной, Вера…
Иван подошел чуть ближе, почти беззвучно ступая по плитке на полу, присел на корточки у кровати. Ждал любой реакции, неважно какой… Но ее не было. А оттого в груди заныло еще сильнее.
Вперёд…
Назад…
Вперёд…
Назад…
Рука сама поднялась и потянулась к волосам. Воронов аккуратно, боясь испугать девушку, потрогал прядь, пропустил длинные локоны сквозь пальцы… Не дождавшись ответа, опустил руку, за ней голову, потер ладонью лоб, выдохнул.
— Прошу, поговори со мной, — прошептал. — Всего несколько слов, Вер… Я не прошу многого. Несколько слов. Пожалуйста… воробышек.
Иван рвано выдохнул, а потом и вовсе задержал дыхание.
Покачивания прекратились.
Воронов неожиданно растерялся. Обрадовался, но и испугался. Ему раньше не приходилось встречать таких людей… Людей, в таких местах. И реакция, которую он ждал могла быть интерпретирована им не так, как хотелось.
Он вновь поднял руку, сместился чуть ближе и медленно отвел волосы от лица девушки. Боковым зрением отметил, что ладонь чуть подрагивала. Не от страха, скорее от ожидания. Хотелось наконец увидеть ее глаза — красивые, глубокие, улыбнуться в ответ на ее улыбку.
Вера не двигалась. Не противилась вторжению в личное пространство, хотя Иван заметил, что она дернулась, машинально отпрянула от поднятой руки. Снова боится…
Ему захотелось чертыхнуться, но он знал, что действовать нужно аккуратно. Поэтому сильнее сжал скулы и, наконец, убрал упавшие на лицо пряди. А потом сглотнул, увидев затравленный, испуганный взгляд пустых глаз, исчерченных красными полосками лопнувших сосудов.
Вера застыла, не моргая. Вглядывалась в лицо напротив и этим самым взглядом переворачивала внутренности, корёжила, скручивала их, выжимая все силы. Иван сглотнул.
— Привет, — прошептал и улыбнулся. — Я нашел тебя.
NYUSHA / НЮША — «Только…»
Секунды, отсчитываемые часами на мужском запястье, казалось, растянулись на сутки.
Девушка дрогнула, словно очнулась от глубокого сна. Качнулась, отползла назад, вжалась в стену и исступленно закивала головой. Испуганно посмотрела на руку, зависшую в воздухе, которая еще мгновение назад трогала ее волосы.
Кадык дёрнулся, Иван снова сглотнул.
Только теперь не от предвкушения, а от страха. Он не видел ее такой.
А главное — он был не готов…
Наблюдать за бегающим по крохотной комнате сумасшедшим, абсолютно пустым взглядом, ищущим выход.
За пальцами, намертво вцепившимися в худые предплечья, оставившими под тонкой тканью кровавые разводы от ногтей.
За девушкой, которая когда-то смущенно улыбалась, слизывая подтаявшее мороженое на набережной и радовалась дождю. А сейчас отрешенно стучится затылком о стену.
— Вера? — Воронов растерялся, не знал, что делать. Поэтому поднялся и замер у кровати. Позвал, уже не надеясь на ответ.
Услышав имя, девушка на мгновение застыла, перевела взгляд на Ивана и снова отчаянно затрясла головой.
— Нет, нет… нет, нет, нет, — бормотала с закрытыми глазами.
— Вера, успокойся, пожалуйста. Это я — Иван. Помнишь меня? Вер?
С каждым вопросом девушка все чаще дергала головой и сильнее сжимала руки, повторяя одно лишь «нет». Воронов сделал шаг вперёд, коснулся рук…
Хотел успокоить ее, а она…
Вера закричала так сильно, что звук эхом промчался по комнате, отзеркалил от стен и волной ворвался в уши. Проник внутрь и достиг каждой клеточки мужского напряженного тела. Иван отшатнулся, шагнув к стене. В тот же миг распахнулась дверь и в изолятор вбежал санитар. Посмотрел на Воронова, метнул взгляд на девушку, которая продолжала кричать и быстро вышел.
Вера кричала. Не переставая…
Иван поднял руки, обхватил затылок и сжал его. От беспомощности, от осознания своего фиаско. Но решил рискнуть еще раз, до прихода персонала.
— Вера, — позвал.
Но она не слышала.
Только кричала и кричала…
Через десяток секунд, показавшихся Воронову часами, в комнату вошла медсестра, следом два санитара. Не задавая вопросов, они шагнули к кровати, схватили извивающееся тело за руки и ноги и уложили на кровать. Медсестра, стоя у изголовья, готовила шприц.
Все происходило размеренно и спокойно, их действия были отрепетированы и вышколены, словно такая ситуация повторялась каждый день. И это пугало — безразличие и презрение на их лицах.
— Ты не должен был! Не ты! Только не ты! — Вера перестала кричать, заговорила. Сбивчиво, громко, временами переходя на все тот же крик. — Зачем? Почему? Не ты! Только не ты! Так не должно было быть! Нет! Отпустите меня, вы не можете! — обращалась то к Ивану, то к крепко удерживающим ее санитарам. Иван сжимал кулаки, видя, как ее запястья в миг становятся красными от сильного захвата, а после явно покроются синяками. Зачем применять такую силу, она ведь маленькая совсем⁈ — Зачем ты нашел меня? Ты не должен был! Нет!