А еще у него было время подготовиться. Ко всему… К очередному срыву, к неадекватной реакции, к ее отрицанию.
Только и в этот раз он увидел то, чего совсем не ожидал.
Ступая по коридору вслед за медсестрой, которая встретила его у поста, Иван старался удержать в себе тот стержень спокойствия, который помогал ему прожить всю эту неделю. И получалось… Только руки почему-то стали влажными и сердце гулко застучало в груди. Его биение смешалось со стуком каблуков по плитке коридора.
Из открытой двери справа от Ивана были слышны голоса. Он заглянул в щель и увидел людей — мужчин и женщин, молодых и пожилых… Разных, только все были одеты в брючные костюмы в бело-голубую полоску.
В глубине зала были слышны звуки музыки, люди сидели за столами, ходили, разговаривали о чем-то… Жили. Вот так, для кого-то странно и непонятно, но жили.
— Здесь проходят занятия для наших пациентов, — медсестра заметила, что Иван остановился у двери. — Терапия. Кто-то играет на фортепиано, если умеет конечно, другие в шахматы или шашки. На групповых сеансах они иногда лепят из пластилина или рисуют.
— Это помогает им?
— Чаще всего, да. Но если и нет, мы обязаны попробовать, — Алена подошла ближе и тоже заглянула в приоткрытую дверь. — Вам раньше приходилось бывать в таких местах, Иван Дмитриевич?
— Нет.
— Здесь может быть страшно, неуютно, иногда жутко тоскливо… Но это их жизнь. А мы должны помочь им и научить жить заново. Пусть так, но все же…
Иван посмотрел на медсестру, задумчиво рассматривающую пациентов, а затем снова словил взглядом бело-голубые полоски.
— Измайлова здесь?
— Нет, — девушка покачала головой и, развернувшись, двинулась вперёд по коридору. — После изолятора ей всегда нужно время, прежде чем снова возвращаться к привычному режиму. Она любит быть одна, отказывается от прогулок. Хотя они полезны очень… А еще чаще молчит, но это другое молчание. Не то, с которым ее привели сюда после побега. Кстати, вас просил зайти к себе Виктор Васильевич, когда вы придете в следующий раз.
— Хорошо, я зайду.
Алена остановилась у одной из дверей, и Иван понял, что они пришли. Внутрь девушка не стала заходить, бросила напоследок: «зовите, если понадоблюсь» и ушла. Дверь поддалась легко, открылась с тихим скрипом.
Воронов выдохнул, стараясь успокоить сорвавшееся сердце, и медленно вошел.
Lina Lee — «Помоги»
ПС: очень советую послушать композицию во время прочтения
Палата мало чем отличалась от изолятора.
У нее была одноместная. С такой же хлипкой металлической кроватью и тонким матрасом, почти без мебели. Бросалось в глаза лишь одно — большое окно у стены. Старое, с потрескавшейся краской и кованной решеткой снаружи, но окно…
И сразу как-то легче, и спокойнее на душе…
Будто бы…
Вера сидела в кресле у окна. Обе ноги были заброшены на сиденье, она обхватила руками колени и откинула голову на спинку. Выглядела спокойной…
Сегодня ее волосы были расчесаны и аккуратной волной лежали на плечах, спадая на спину. Снова бледная, с синяками под глазами.
Иван подошел ближе, присел на корточки у ее ног, сглотнул.
— Здравствуй, — сказал, рассматривая спокойное лицо с пушистыми ресницами. Заметил легкое движение головой и улыбнулся — слышала. — Давно не виделись, Вер. Прости, что не приходил… Я… Как ты? — он растерялся и замолчал, надеясь, наконец, услышать ее голос. Пусть хоть одно слово, но этого бы хватило. Вера молчала, Иван вздохнул и признался. — Я плохо… Скучаю по нашим разговорам, представляешь? — усмехнулся, покачал головой и вновь попытался заглянуть в глаза. — Поговори со мной, Вера. Пожалуйста.
Девушка не ответила. Смотрела прямо перед собой, изредка моргала.
— А ты знаешь, что даже если мы с тобой будем находиться в одном и том же месте нашей планеты на протяжении некоторого времени и смотреть на небо каждый день, то в разные месяцы года мы будем видеть разные участки звездного неба? Земля обращается вокруг Солнца, и как бы нам не хотелось, в одном и том же месте мы можем увидеть только определённые созвездия.
Что-то изменилось. Девушка моргнула дважды, а тонкие пальцы чуть сильнее сжали низ костюмного верха.
— Я много прочитал за эти дни. О небе, звездах… Хотелось хоть так стать чуть ближе к тебе, Вер.
Иван еще много хотел рассказать. О том, что узнал за эти дни: о космосе и кометах… Ее работах и достижениях… О бескрайнем небе и сияющих звездах…
Но не сумел, язык словно прилип к небу. Он затаил дыхание, сглотнул. В тишине палаты казалось было слышно, как нервно дернулся его кадык.
— Знаешь, ты сегодня очень красивая.
А потом не сдержался — прошептал, глядя на воробышка. Побыв всего несколько минут рядом с ней, понял, что в миг растерял все свое спокойствие и выдержку. Она упала к ногам и разбилась на мелкие осколки, стоило только вновь вдохнуть ее запах, увидеть огромные глаза на бледном лице, такие любимые им волосы, рассыпавшиеся по плечам. Пытаясь заглушить покалывание в пальцах Иван медленно потянулся рукой к волосам.
Вера отпрянула…
Не отрывая взгляда от окна, абсолютно безэмоционально, но решительно…
Иван застыл. Всматривался в встревоженное лицо, пытаясь понять, что сделал неправильно. Выдохнул негромкое «прости» и поднялся. Стал у окна и спрятал руки в карманах брюк, вскинул голову и посмотрел на небо.
Ему было сложно без нее…
Проходить вечером мимо их любимой скамейки и не видеть сидящую на ней хрупкую фигуру в черном.
Варить себе кофе и отдергивать руку, когда та тянулась к холодильнику за молоком.
Выгуливать собаку и не вспоминать их вечер на набережной.
Но сложнее всего было видеть ее здесь — среди белых стен.
И если в первые разы Ивана волновали ее срывы, то теперь… Тишина была не лучше. А еще пустота в глазах — апатичная, беспросветная, с погасшими огнями жизни внутри…
Хотелось думать, что это действие лекарств… Но безумные мысли просачивались через намертво закрытые двери… А что, если?.. Задавать себе эти вопросы он запрещал, но рациональная часть мозга упорно пыталась победить в неравной схватке чувств и фактов.
— Не знаю, что стало отправной точкой, но что-то изменилось, Вер. Хотя, нет, не так… Все изменилось. И меня это пугает. Наверное, нельзя говорить тебе такое, но я боюсь. Всего этого… — голос Ивана звучал глухо. Отскакивал от пустых стен, бродил по маленькой комнате и вновь возвращался. — Взрослый мужик, но боюсь. Не знаю, поняла ли ты, но я не отступаю от того, что задумал. Я пообещал тебе, что вытащу отсюда и сделаю… Но… Ты молчишь. Меня это тревожит. А они в один голос твердят, что ты в норме. Я ведь видел тебя другой и это не норма…
Иван обернулся, пробежал взглядом по бледному лицу, выдохнул и зажал пальцами переносицу. Опустил руку, опустился сам и снова оказался на корточках у ее ног. И это было мелочью… Он готов каждый день проводить вот так, сидя у острых коленок. Только бы не молчала…
— Так скажи мне Вера: где ты настоящая? Я не хочу верить в то, что оказался обманутым. Я верю только в то, что не ошибся тогда.
Сложно разговаривать с пустотой. Но как бы Воронов не убеждал себя в обратном, сейчас он был в палате один. Не физически, но…
Вера молчала. Все также упрямо и апатично смотрела перед собой, прожигала взглядом окно. Не видела ничего или не хотела видеть…
По сути это было не важно для Ивана. Но сложно.
Он посидел еще немного у Вериных ног… Уходить не хотелось. Пусть так, пусть в тишине, но он был рядом. Смотрел на нее, впитывал…
А еще безумно хотел притронуться. Поддаться чуть вперёд, сдвинуть пальцы, лежащие на подлокотниках кресла и коснуться ее… Всего на миг, на чертовые миллисекунды!
Но он понимал, что этого не будет.
Поэтому вдохнул еще раз — глубоко и медленно, наполняя легкие ее запахом — прикрыл на мгновение глаза, запоминая в голове каждую черточку, чтобы после, дома в темноте ночи вспоминать и поднялся.