Прокручивая ключ в замке, Иван слышал нетерпеливые шаги по ту сторону двери, и тихий скулеж щенка. Улыбнулся, зная, что стоит только войти в квартиру, опустить сумку на тумбу, присесть на банкетку, снять обувь, немного помолчать, делая вид, что не замечаешь быстрых взмахов хвоста, а потом раскрыть руки и рассмеяться, и ты сразу попадешь под сносящую с ног искреннюю, щемящую душу волну безграничной любви.
Опустишь голову, поцелуешь за ухом, улыбнешься, когда мокрый холодный нос от радости толкнется сначала в шею, потом в ладони, грудь, подмышку, лицо… Закопошится, замельтешит перед глазами, стараясь найти место на коленях, а не отыскав его, станет на задние лапы, передние забросит на грудь и, наконец, успокоившись, положит мордочку на шею.
— Ты не голодный, дружок? — Иван спросил, поглаживая по холке. — Я сегодня поздно, прости. Подумать нужно было, — усмехнулся, когда мордочка отлипла от шеи и на Воронова уставились черные пуговки глаз. — Да не трусь ты. Я же забрал тебя, взял ответственность. И уж точно не отправлю снова на улицу, — он обхватил ладонями морду и быстро поцеловал в мокрый нос. — Теперь мы с тобой навечно, дружок. Смирись с этим и терпи.
Иван поднялся, придерживая щенка и опустил его на пол. Сам зашел в ванную, вымыл руки. Ужинать желания не было. Лишь кофе, хотелось только его. Воронов прошел на кухню, зажег подсветку у кухонного гарнитура, нажал несколько кнопок, подставил чашку.
Устал, но держал себя в руках.
Даже здесь, дома не мог позволить себе расслабиться. Когда маленькими глотками пил кофе, сидя у окна. Когда медленно гладил щенка, лежащего здесь же, у него на коленях. Когда мыслями был далеко отсюда, в крохотной комнате с узкой металлической кроватью и тонким матрасом.
Сдержался и когда увидел, что мелкий непоседа в его отсутствие поиграл с бумагами, оставленными в кабинете. Листы, не скрепленные степлером лежали на полу, стуле, столе и даже на подоконнике. Не испорченные острыми зубами, но изрядно потрепанные.
— Дружок, так делать не стоит. Ладно?
Ивану даже искать щенка по квартире не нужно было. Он с опущенной головой пошел следом за хозяином, когда тот направился в кабинет. Еще ниже опустил мордочку, заметив направленный на себя строгий взгляд. Не спорил, когда мужские пальцы поманили к себе, а строгий голос прозвучал сверху.
— Это были важные бумаги, друг. Исправить все не проблема, нужно лишь распечатать их вновь. Но это не дает тебе право играть с ними. Ты все понял? — говорил строго, но рука поглаживала холку. Не хотелось злиться на собаку. Не сейчас. — Пойдем спать, малыш. Поздно уже.
В комнате было тихо.
Тихо и темно.
Собака уснула у изножья кровати. Иван не спал, лежал с открытыми глазам, буравя взглядом идеально ровный потолок. Стоило на миг прикрыть веки и появлялась снова она — пушистые ресницы на бледном лице, тонкие запястья, сжимающие ткань пижамы и тихие слова на ухо.
«Спаси меня, Ванюш».
Так называла его только мама. Другим он не позволял. Ни женщинам, с которыми изредка просыпался в одной постели, ни кому-то другому…
Только ей не требовалось разрешение. Она просто взяла и всколыхнула все воспоминания одним махом. По мановению волшебной палочки воссоздала в мозгу картинки счастливого детства. Того, в котором не было бед и проблем… Того, в котором он был любим… Того, которое больше не повторится…
Он соврал ей.
Сегодня в палате… Соврал, глядя в окно.
Он знал, в какой момент все изменилось. В тот дождливый вечер, когда он впервые увидел ее. Тогда еще не осознавал, но сейчас, оглядываясь назад и вспоминая те дни, чувствовал — изменилось.
Потом еще раз, когда он впервые увидел ее улыбку и коснулся пальцами волос, стоя у подъезда… Изменилось.
И еще однажды, когда он понял, что она пропала. Изменилось…
И когда вновь нашел…
Его жизнь изменилась с появлением воробышка. Привнесла новые, давно забытые чувства, эмоции, заставила посмотреть на все другими глазами. Ее глазами…
И возвращать эту «новую» жизнь в старое русло совсем не хотелось.
Иван медленно выдохнул, вытер ладонями лицо.
Кажется, время настало — пора было делать выбор.
Глава 15
Яркое солнце пробивалось сквозь плотно завешенные шторы. Иван открыл глаза, улыбнулся, чувствуя шершавый язык на своей щеке. Поморщился немного — для проформы — и вскинув руки, прижал к себе щенка.
Часы отсчитывали второй десяток минут после девяти — редкость для Ивана. Но сегодня, в его выходной — еще одна большая редкость — он мог себе это позволить. Поспать чуть подольше, поиграть в кровати со щенком. Не спешить на работу, с легкостью отложить все дела, перенести встречи…
Сегодня был важный день.
Иван ездил к Вере ежедневно на протяжении недели. Явных улучшений не видел, но не без удовольствия замечал, что она перестала дергаться от его близкого присутствия. Привыкла.
Снова.
Это радовало.
А еще то, что она стала немного разговаривать с ним. Упрямо молчала, пряча взгляд или обращая его за окно, когда в палате находились посторонние, но наедине с ним даже улыбалась немного. Слегка приподнимала уголки губ, когда Иван без устали делился своим мнением о том, что успел прочитать о звездах и космосе. Усмехалась чуть сильнее, когда он выдвигал свои определенно нелепые теории.
Но ему нравилось ее смешить. Нравилось отмечать едва заметные, но такие важные для него мелочи.
В больнице с его постоянным присутствием смирились. Алена все также звонила Воронову каждый день. Но теперь эти звонки казались скорее добровольными, а не по принуждению. Девушка рассказывала Ивану о том, что Вера делала, что ела, с каким настроением проснулась и пребывала в течении дня, в то время, пока он был занят работой.
В каждый свой приход Иван приносил Вере цветы. Всегда разные, всегда тщательно отобранные. А она всегда улыбалась, глядя на пышные бутоны, аккуратно касаясь кончиками пальцев нежных лепестков.
И за эту улыбку можно было душу отдать.
А вчера, поздно вечером в очередной Аленин звонок Иван узнал, что Вера согласилась погулять. И по тому восторгу, который звучал в голосе медсестры, можно было сделать лишь один вывод — это был хороший знак.
Поэтому Иван, не раздумывая, как только закончил разговор, сразу же набрал номер Нины. Он уже знал, чем займется во внезапно образовавшийся выходной.
Сходить в душ, позавтракать, покормить собаку заняло не много времени. Больше потребовалось на то, чтобы успокоить нервы и собраться. Иван чувствовал непривычную для него нервозность, покалывание в пальцах и легкую боль от яростно бьющегося в груди сердца.
Стоя у зеркала, Воронов усмехнулся своему отражению. С горящими глазами, чуть растерянный он был похож на подростка, впервые собирающегося на свидание с девочкой, которая нравилась. Иван еще раз пробежался взглядом по тёмно-синим джинсам, чуть выше по футболке поло, взглянул на небрежно взлохмаченные волосы, снова улыбнулся. Услышав довольное урчание у ног, опустил голову и подмигнул щенку.
— Сегодня особенный день, друг. Я чувствую.
На этот раз он выбрал герберы — яркие, разноцветные. Он крепко держал в одной руке букет, в другой сумку, когда выходил из машины. Спешил к центральному входу, стараясь успокоить сбившееся дыхание. Если бы оно сбилось из-за быстрой ходьбы, было бы проще. А так…
Подняться по ступеням, пройти к лифту, дальше по коридору… Иван запомнил этот путь, как свои пять пальцев. Он знал расписание сеансов и графики дежурства медсестер на посту, их фамилии, имена. Изучил всю информацию, которой его щедро загрузила служба безопасности и Нина.
Сегодня его снова встретила Алена. Услышала быстрые шаги по коридору, подняла голову и улыбнулась.
— Доброе утро, Иван Дмитриевич. Вы сегодня рано, — искренне, по-доброму.