Молчала.
А он молчал вместе с ней.
И в этом молчании зародилось его счастье. То, которое невозможно потрогать руками, которое нельзя увидеть. Но оно было… Рядом, вокруг, окутывая своей чистотой, проникая под кожу и навсегда поселяясь под ней.
Подул ветер, Вера вздрогнула. Иван заметил, как на голых предплечьях проступили мурашки, приподнимая прозрачные волоски. Вера опустила завернутые к плечу рукава кофты к запястьям, сложенные ладони спрятала между сведенными ногами.
Вечер подступил незаметно.
Они долго разговаривали, тихо перешептываясь, спорили о чем-то… Делились историями: не всегда счастливыми, но выдернутыми из глубины души. А значит важными.
— Ты замерзла.
— Нет, нет, все хорошо. Правда, — Вера улыбнулась, еще глубже пряча ладони между ног в поисках тепла.
Ваня усмехнулся и, покачивая головой, поднялся.
— Ты можешь не стесняться меня, Вер. Когда холодно, говорить, что холодно. Я согрею. Когда грустно, сказать и об этом — я развеселю. Когда одиноко, я подставлю плечо или посижу рядом, разбавляя твое одиночество, а может, скрашивая его. Ты только говори со мной, ладно?
Иван обошел коляску, присел на корточки.
— Алена упоминала, что положила плед на всякий случай. Я совсем забыл об этом. Сейчас достану, согреешься. Кстати, я еще захватил бутерброды. Вылетело из головы. А ты голодная явно, ко всему прочему. Вот дурак…
Он ругал сам на себя, искренне расстроившись, что не подумал о том, что Вера проголодалась. Поздно уже, а воробышек не тот человек, который станет капризничать и требовать чего-то.
Ваня достал плед, положил его на скамейку и потянулся к сумке за бутербродами, когда неожиданно замер, потом чертыхнулся и, наконец, покачав головой, улыбнулся.
— Что-то случилось? — Вера испуганно посмотрела на застывшего у ее ног мужчину.
— Случилось. Случилось то, что рядом с тобой я обо всем забываю, Вер, — Иван смеялся, а глаза искрились озорством. — У меня есть для тебя сюрприз, воробышек. Закрой глаза. Ну же, давай, не бойся. Я обещаю, что не сделаю ничего плохого, — попросил и застыл в ожидании.
— Ладно, — девушка кивнула и несмело опустила веки. Внешне осмелела, только пальцы вновь начали беспокойно перебирать край кофты. Через мгновение она вздрогнула, услышав тихий шепот рядом.
— Просто доверься мне.
А потом еще раз, когда ладоней коснулось что-то мягкое, а затем опустилось в раскрытые от неожиданности руки.
— Это же…
Вера распахнула глаза, удивленно рассматривая щенка. Вскинула взгляд на Ивана, который смотрел на нее улыбаясь, затем снова на собаку…
— Да, он самый. Мы встретились однажды у подъезда. Уже после того, как ты исчезла, — Ваня протянул руку, погладил собаку по холке, несколько раз провел рукой на шерсти. Усмехнулся, видя, как щенок радостно подставляет свой холодный нос и тычет им в раскрытую ладонь. — В общем, мы оба вмиг оказались одинокими и потерянными. И я забрал его.
— Как ты его назвал?
— Никак. Друг, дружок иногда. Я не придумал и, если честно хотел, чтоб это сделала ты. Когда-нибудь…
Их пальцы на секунду встретились, одновременно с этим на бледных щеках проступил румянец. Иван нехотя убрал руку.
— Малыш все время сидел рядом и даже не подал и звука. Удивительно, — девушка улыбнулась, когда шершавый язык облизал пальцы. Ваня усмехнулся.
— Он у нас очень умный.
Вера, которая до этого без остановки гладила собаку, обнимала его, прижимала к себе и целовала мордочку вдруг замерла. Подняла на Ивана затянутый слезами взгляд, улыбнулась несмело. А потом притянула меховой комок к себе и спрятала лицо в мягкой шерсти. Заплакала, тихо роняя слезы на притихшего в девичьих руках щенка.
Иван сглотнул, вмиг растерявшись, поднял руки и аккуратно положил горячие ладони на острые коленки. Сжал их несмело.
— Вань… Мне кажется, я больше не смогу, — а потом сильнее, услышав сбивчивый шепот.
— Потерпи еще немного, ладно? Всего пару дней, максимум неделю. Я все сделаю, воробышек. Все сделаю…
Он говорил охрипшим голосом, заглядывая в голубые озера, в глубине которых всего на секунду промелькнуло что-то. Что-то, отчего захотелось поднять руку и постучать по груди. Как тогда… у набережной.
Вера горько усмехнулась. Вытерла слезы, по-детски шмыгнула носом, сильнее прижала к груди щенка.
— Пару дней? Я здесь пять лет, Ваня. Невозможно все изменить за пару дней.
Сказала и замерла, не сумев воспротивиться напору и решимости, огнем загоревшиеся в мужских глазах.
— Ты меня плохо знаешь, Вера.
Глава 18
— Тварь.
Иван размахнулся и швырнул в стену недопитый стакан. Толстое стекло, встретившись со преградой, разбилось, и осколки разлетелись по комнате. Темные брызги ручейками потекли вниз, рисуя на краске причудливые линии.
Воронов тяжело дышал, то сжимая, то вновь разжимая кулаки. Пытался сдержать рвущуюся наружу ярость глубоко внутри. Но не получилось. Ладони скользнули по затылку, Иван рыкнул и, развернувшись от окна к столу, одним резким движением смахнул все, что на нем лежало. Тишину комнаты разрезал звук разбившегося стекла, шуршания бумаги, глухого удара ноутбука о гладкость пола.
— Какая же тварь…
Обращение, брошенное в пустоту, оттолкнулось от стен и зазвенело в ушах. Иван уперся ладонями о крышку стола, сжал пальцы, вдавливая их в дерево, опустил голову и закрыл глаза. Нужно было мыслить трезво. Но, как сделать это, когда душа рвалась на лоскуты Воронов не знал. А она рвалась. От беспомощности, от осознания того, что он не может изменить прошлое. А хотелось… отчаянно.
Он нашел его сам.
Позвонил посреди рабочего дня прямо в офис. Сухо и по-деловому договорился о встрече. Пришел вовремя, так же по-деловому пожал руку и, скрестив пальцы, уселся на предложенное у стола кресло. Выглядел уверенно, собранно, словно готовился не к разговору, а к сделке. Смотрел чуть свысока, надменно приподнимая брови.
Обычно Ивану нужно всего несколько минут, чтобы «прочитать» человека. Работа обязывала: разбираться в людях, искать подходы даже к самым сложным клиентам.
К нему искать подход не было желания. И разговаривать не хотелось. Но это было необходимо. В своем решении Иван не сомневался. Но нужно идти до конца. Чтобы правильно… чтобы по-человечески. Единственный нюанс состоял в том, что сделать это можно лишь тогда, когда перед тобой человек, а не…
Вспомнив гнусавую ухмылку, Иван снова разозлился. Не сдерживая ругательства ударил несколько раз по столу. С такими невозможно по-человечески. Таких нельзя даже называть людьми.
Босой ноги коснулось что-то холодное. Иван опустил голову, недовольно покачал ею.
— Уйди, дружок. Прости, не до тебя сейчас, — ответил, глядя в огромные сверкающие в ночи глаза. Отступил на шаг, когда щенок ткнулся носом в голень. — Уйди тебе говорят! Ты же видишь какой я. Еще больно сделаю случайно.
Воронов развернулся, снова шагнул к окну. Спрятал руки в карманы спортивных штанов, смахнул упавшую на лоб еще немного влажную после душа прядь.
Сегодня была темная ночь. Грозовые облака затянули небо так, что не было видно ни единой звезды. Ветер, с каждым порывом становящийся сильнее, пытался разогнать темные тучи. Природа боролась с непогодой сдерживая надвигающуюся бурю.
— За что он так с ней? — Иван спросил через долгие минуты тишины, с силой выталкивая слова из горла, царапая ими стенки.
Он опустил голову, взглянул на собаку, которая тихонько улеглась возле стола. Близко щенок не подошел, но и оставить хозяина не решился.
— За что? Из-за денег? Гребаных денег?..
Иван шумно выдохнул, прикрыл глаза. Он до мельчайших деталей помнил каждый жест, каждую фразу, каждое умело прикрытое оскорбление в ее адрес… Блеск в глазах, когда речь зашла о деньгах, нервное трение пальцев друг о друга, словно пачка бумажек уже была у него в руках.
От этого Воронова мутило. Сейчас с новой силой и тогда, в кабинете. Клубок отвращения скручивался внутри плотным комком и с каждой фразой поднимался все выше. Застрял в горле и перекрыл дыхание. Пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы окончательно не сорваться.