Не хотелось пугать щенка.
— Она что-то рассказывала вам обо мне?
— Интересно, что вы начали с этого, — Иван хмыкнул, прокручивая в пальцах карандаш.
— Я думаю представления друг другу будут излишними. Я знаю, кто вы, а вы, без сомнения, знаете, кто я, — чуть ухмыляющийся взгляд и кривая улыбка на лице.
Иван кивнул, играя желваками и подавляя чувство отвращения, бурлящее внутри.
— А что она должна была рассказать?
— Таким больным, как она, много всего может прийти в голову. У нее случаются, знаете… разные приступы.
— Насколько мне известно она не разговаривает ни с кем. Почему должна со мной?
— Значит и с вами нет. Что ж… отлично, — мужчина на секунду задумался, что-то взвешивая в голове, а потом расплылся в довольной улыбке.
— Вы считаете то, что она молчит отличным?
— Нет, Иван. Но в ее случае, молчание — это хороший знак, — он перебросил одну ногу на другую и постучал пальцами по колену. — Я переживаю, что она может причинить себе вред. И уж лучше пусть молчит, чем снова набросится на человека с ножницами.
Его «переживаю» покоробило. Иван с силой сжал пальцы на руке, спрятанной под столом. Офисный шум за дверью и приглушенный уличный за окном разбавил тихий звук треснувшего карандаша.
— Иван Дмитриевич — это, во-первых. А во-вторых, насколько мне известно, бросалась она исключительно на вас.
Иван сменил позу, выпрямился, подобрался, сложил руки на столе и сцепил их в замок.
— Просто в тот момент я был рядом. Неудачный момент для меня, естественно, Иван… Дмитриевич. Сколько вы готовы предложить?
— Что простите?
Воронов еще до встречи был готов, что разговор повернется в сторону денег. Но не так быстро и уж тем более не настолько прямолинейно. Поэтому, услышав вопрос, слегка растерялся.
— Вы выбрали ее подопытным кроликом для своей компании. Я хочу знать, сколько вы готовы предложить за нее?
— Мне кажется, или вы сейчас хотите продать мне свою падчерицу?
— Ну что вы. Это звучит слишком грубо и излишне пафосно. Просто я хочу получить выгоду из сложившейся ситуации. Вы же свою получите.
— Моя благотворительная программа, по которой достаточно большая сумма поступит на счет больницы, затронет и ее. Разве этого мало?
Иван злился. Дико, неистово. И лишь натренированная годами выдержка помогла удержать себя на месте. Но ему до зудящих костяшек хотелось подняться и стереть с лица лживую, наглую, мерзкую ухмылку. Заставить испытать то, что пережила Вера.
— А вы знаете, что она довольно известная личность в научных кругах? Хотя, конечно, знаете. Так вот, если раскрутить историю гения, сошедшего с ума, вы получите намного больше, чем если бы выбрали лицом компании кого-то другого. Вы же деловой человек, Иван Дмитриевич, все понимаете. Я тоже… понимаю. И покая́являюсь законным представителем Измайловой, толькоя́могу решать, что приемлемо, а что нет в любых действиях, направленных на нее.
— Хотите, чтобы я купил ее у вас?
— Ее имя, ее историю…
— Думаю гораздо дешевле и выгоднее для меня выбрать кого-то другого. Не уверен, что она стоит больше того, что я могу предложить больнице.
— Выбирайте. Ваше право, — он развел руки, а потом поддался вперёд и приблизился к столу, ухмыляясь. — Только вот кого? Старика, у которого за спиной уже стоит смерть с косой, а ум поглощен деменцией или очередную старушку с поехавшей крышей, каких в нашей стране тысячи? Вы не найдете никого лучше Измайловой. И прекрасно это понимаете.
Иван заглянул в глаза, наполненные чернотой топкой земли с кишащими в ней червями. Хотел увидеть всю глубину никчемности, алчности, мерзости, которые были главной ценностью в жизни сидящего напротив мужчины. И они были там.
— Я не покупаю людей.
— А я не продаю. Но все бывает впервые, ведь так, Иван… Дмитриевич?
— Ты разговаривал с отчимом, — не вопрос — констатация.
Они сидели у пруда. Вера медленно отрывала небольшие кусочки от булочки, которая лежала на коленях. Бросала их в воду и наблюдала за ожидающими еду утками. Не изменилась в лице, когда услышала такой же уверенный, как и ее вопрос, ответ.
— Да.
— Ты ему поверил.
И снова не вопрос.
И снова взгляд на воду.
Разговор, после которого хотелось отмыться, а лучше содрать кожу и вычеркнуть из памяти надменную ухмылку, состоялся два дня назад. И вот уже два дня Ваня не мог спать. Пытался, но не получалось.
Бесконечно длинные часы ночной тишины пробовал заполнить работой, но мысли были заняты только Верой. Рассвет Воронов встречал с несколькими пустыми чашками от кофе на столе, открытым ноутбуком, к которому за ночь ни разу не притронулся, красными глазами и возросшей на несколько уровней тревожностью. О ней…
Если в первую ночь он думал, то во вторую уже во всю расписывал план действий. С каждой новой секундой туша в себе ненависть и одновременно подгоняя солнце. Смог выдержать до шести. Набрал Нину, дал указания, назначил встречи с адвокатами и начальником службы безопасности. Отключившись, звонил дальше… Спрашивал, злился, добивался, просил… Готов был пойти на все, только чтобы помогло.
Знал, что будут проблемы, понимал, что без них ситуация не разрешится. Даже на крайние меры готов был пойти — нарушить закон, если потребуется… Нервничал, вмиг растеряв все свое хладнокровие, поторапливал… Крепко сжимал кулаки и желваки, слыша в ответ успокаивающее: «Нужно время».
Он мог выдержать длинные бессонные ночи, но ждать…
Только не это.
Каждый час, каждая минута и секунда после встречи с отчимом была важна для Ивана. И он был готов зубами вырывать у жизни эти лишние секунды…
— Нет.
Ответить Вере спокойно стоило усилий. Потому что Иван был взвинчен, потому что злился… Потому что видел ее настроение — такое же дрянное, как и у него — и злился еще из-за этого.
— Но ты сомневаешься. Это… ничего. Все нормально.
— Вер…
Вытолкнутое сквозь сомкнутые зубы слово было пропитано просьбой — не накручивать снова, не переубеждать. Но Вера упрямо буравила взглядом воду, не обращая внимание на мольбу, застывшую в мужских глазах.
Ваня покачал головой, сильно зажал пальцами переносицу до замелькавших в глазах черных точек. Медленно выдохнул и так же медленно набрал в грудь воздух, потому что Вера не сдавалась. Давила.
— Что он говорил тебе? Что я больная⁈ Что могу манипулировать людьми? Что лгу постоянно? Что придумала историю о плохом отчиме, а на самом деле отрицательный персонаж в этой истории я?
— Да. Но другими словами, — Иван начал спокойно, а после рыкнул, не сумев сдержаться. — Это все не важно, Вера! Для меня не важно.
Она кивнула, рассматривая рукава своей кофты, сглотнула. Замолчала на мгновение…
— Что я виновата в смерти мамы тоже говорил? — шепнула сдавленным голосом.
— Вер…
Повторять те мерзости, что говорил Ивану Верин отчим не хотелось. И держать в голове тоже, вспоминать, прокручивать… Злиться, нервничать, недоумевать: откуда у человека может быть столько желчи и яда. Как он может спокойно спать, зная… понимая, что там, за толстыми стенами она…
Он многое сказал Воронову в тот раз. И о самой Вере, и о ее матери. Он всегда рассматривал дочь любимой женщины — хотя даже в этом Иван сомневался, — как лестницу, по которой он мог выбраться из болотных топей финансовой ямы.
Уже позже Воронов узнал из информации, которую добыли его сотрудники из службы безопасности, что после первого развода этот индивид отсудил у жены половину фирмы, принадлежащей ей и основанной еще до брака. Сумел убедить женщину подарить ему же часть акций, переписать на себя машину и кое-что из недвижимости… А потом «просрать» все, сидя в задымленном подвальном помещении нелегального казино.