— А почему нет? — она замялась, а он ухмыльнулся, почувствовав ее смятение.
— Это вопрос личного характера. Но при знакомстве люди, как правило, спрашивают имя. А вы интересуетесь возрастом.
— Но мы-то уже знакомы. Разве нет? — Иван оторвал спину от скамейки и уперся локтями в колени. Стал немного ближе к ней. И заметил ее непроизвольный рывок назад.
— Нет. Как вас зовут?
— Иван. Так сколько вам лет? — не сдавался. Буравил взглядом непробиваемую ледяную стену напротив. Теперь правда было интересно.
— А имя мое так и не спросите? — девушка улыбнулась.
— Нет.
— Почему?
— Я назвал вас воробьем. Вчера еще. В своей голове.
— Правда? Интересно… Похожа? — в голубых глазах загорелся интерес, и девушка невольно склонилась вперед.
— Очень. Вы хрупкая, маленькая, вчера были взъерошенной, мокрой, беззащитной.
— Воробьи на первый взгляд беззащитны. Могут ведь и клюнуть, — глаза в глаза. Противостояние. Борьба. Интерес…
— В этом я не сомневаюсь. Так что? — когда оба противника не хотят уступать.
— Мне двадцать три, — все же сдалась, призналась. А может и не пыталась скрыть свой возраст, просто играла.
Иван разочаровался. Покачал головой, вновь откинулся на спинку скамейки и поднял голову вверх. Звезд появилось больше. Красиво… И почему раньше он не смотрел на небо?
— Я не люблю ложь. Сам не лгу и не терплю этого от других, — опустил голову, замечая, как голос стал тверже. И девушка заметила. Нахмурилась, но не отвела взгляд. Задумалась…
— Это правда.
— Кажется, что вам лет семнадцать.
— Вам виднее, Иван, — хмыкнула и пожала плечами. — Наверное, теперь я должна спросить тоже самое?
— Спросите.
— Так сколько?
— Тридцать один.
Девушка еще раз пробежала по фигуре мужчины внимательным взглядом и через несколько секунд вернула его на лицо.
— Хм… Вы хорошо выглядите.
— Звучит так, словно в юности я выглядел плохо.
— Я не знаю, как вы выглядели в юности. Но для мужчин свойственно «расцветать» с возрастом. Даже седина прибавляет шарма и притягательности.
— Значит я притягателен? — непроизвольная усмешка сорвалась с губ.
— Я этого не говорила.
— Вы сказали о седине. А она у меня уже есть. Вот здесь на висках, — Воронов склонил голову, повернул ее в сторону и указал пальцем на волосы.
Девушка застыла. Сперва нахмурилась, а после медленно подняла руку и убрала за ухо выбившуюся из-под капюшона прядку волос. Все это время прожигая взглядом мужчину, сидящего в метре от нее.
— Вы флиртуете со мной, Иван? — а потом спросила. Немного удивленно, с каплей подозрения и разочарования.
— Даже не думал. Извините, если так показалось, — Воронов отшатнулся. Ведь на самом деле слова вырвались непроизвольно, незапланированно. Он играл, забавлялся. И последнее, что он хотел показать ими был флирт.
— А могло бы быть комплиментом, — девушка расслабилась и усмехнулась. — Но оговорка «даже» заставляет посмотреть реальности в лицо.
— Бросьте. Не говорите глупостей. Вы красивая и привлекательная. Просто я здесь с вами не из-за этого.
Иван разозлился. Всегда делал это, когда люди намеренно недооценивали себя или принижали то, что имели. А девушка была действительно красивой. Может быть не для него, но и он мог непредвзято оценить открывшиеся взору достоинства.
— А тогда из-за чего же? — а она не унималась. Из раза в раз удивлялась всё сильнее, раскрывая свои и без того большие глаза еще шире.
— Не знаю. Меня просто немного озадачивает вся эта ситуация. Я не такой человек… — Иван решил быть по-настоящему честным, как привык и чего требовал от других, но в последнюю секунду осекся, решив, что не имеет права раскрываться перед чужим человеком. Ей это не нужно. — Неважно. Мне нравится с вами общаться. Вы интересная. Наши пикировки словно наполняют меня энергией, силами…
— Вы энергетический вампир? — девушка хмыкнула.
— Не замечал за собой такого. А если и так, вы уйдете?
Она замолчала. И, казалось, в этом молчании крылась та самая правда… Чуть позже вылившаяся наружу вместе со словами.
— Если было бы куда, я бы и не приходила.
— Так почему вы здесь? — Иван хотел спросить о другом, но не решился. Вместо этого задал вопрос, который терзал его уже давно. Еще со вчерашнего вечера, когда он впервые встретил ее. После мучал на работе, отвлекая от мыслей. И сейчас, когда он увидел ее вновь, не давал покоя.
А девушка застыла, задумалась, буравя его взглядом. Изредка улыбалась, еще реже прищуривала глаза… Смотрела на него, склонив голову к плечу… А потом на звезды, те самые, на которые смотрел он всего несколько минут назад.
— На самом деле это очень интересно, что вы сказали о воробье… Знаете, как мама называла меня в детстве? Птичкой. Вечно рвущейся на свободу птичкой, — девушка горько хмыкнула и так же горько улыбнулась. Одними губами… Глаза были пусты…
— И вы вырывались?
— Да. Постоянно. Только всегда возвращалась обратно. Мне было мало беспредельной свободы. Я целенаправленно связывала себя нитями с родителями. Не обрывала их, не пыталась выпутаться. А они… они не держали. Позволяли и ждали моего возвращения.
— Сейчас тоже рветесь? — для Ивана этот вопрос был почему-то важным. Как и ответ, прозвучавший секундой позже.
— А сейчас мне не к чему привязываться… Я свободна, Иван.
Глава 3
Ивана это стало раздражать…
Смотреть на скамейку выходя из дома. Где-то глубоко на подкорке ждать, что девушка будет там. Сидеть, как и два дня назад в своем дурацком капюшоне, закрывающем почти все лицо и бездумно рассматривать ночное небо.
Мужчина одернул себя и мысленно отругал, когда взгляд перескочил на пустующее утром дерево. Еще больше отругал, когда понял, что… расстроился, не увидев воробышка. Немного, но все же…
Вчера поздно вечером, когда звезды уже полноправно захватили небо, они расстались. Иван вошел в подъезд, но в последний момент придержал дверь и застыл на секунду. В голове мелькнула мысль, а что, если… Но нет, отмел ее сразу же, не дав сформироваться полностью. Да и девушка ведь правда не просила помощи. Не ждала ее, не требовала ничего… Она просто сидела там. Отчего-то…
У каждого человека есть причины поступать так, а не иначе. И у ее они явно были. Просто… Воронову, по сути, всё равно. Да, она интересная, но не до такой степени, чтобы…
Иван никогда не был человеколюбом. У него почти напрочь отсутствовала эмпатия в полной ее мере. Ему были чужды страдания и проблемы других людей. Ему плевать на всех, кроме себя самого. Нет, он не родился таким…
Стал. И даже не по собственной воле.
Пришлось…
Воронов не был жестоким, не причинял намеренно боли, в принципе обходил конфликты стороной, выбирая для решения проблем ум, а не силу. Его не трогали ни женские слезы, ни чужие трагедии. Так проще… По жизни и вообще…
Когда-то давно не в меру умная женщина, халатно относившаяся к своей работе, не разобравшись, даже не попытавшись понять тогда еще маленького мальчика, размашистым почерком написала: «диссоциальное расстройство личности». Социопат, другими словами. Не понимая своей неразумной блондинистой головой, что поставила крест. На будущем ребенка, на нем, как на личности в целом…
А ведь все было на поверхности, ты только копни чуть глубже! Загляни под одеяло, которым он был укрыт с головой. И сразу всё станет понятно. Только делать этого никто не хотел, а он… привык. И научился жить по-новому.
Сидя за рулем машины в ожидании, пока загорится зеленый, Иван почему-то вспомнил список — бумажку, которая перемещалась с ним по жизни начиная с шести лет и до шеснадцатилетия. Стоило только взглянуть на которую, и взрослые больше ничего не видели. Ни самого ребенка, ни его горящего, молящего о помощи взгляда…
Ничего.
Только чертову бумажку.
Бессердечное равнодушие к чувствам других.