Когда наступило утро, мы с Софией стояли на тротуаре перед ее домом. Ее глаза были покрасневшими и полными отчаяния. Я ненавидел то, что, когда она даст волю чувствам, когда она заплачет после того, как машина, припаркованная у обочины, отъедет, меня не будет здесь, чтобы обнять ее.
— Итак, буду ждать, когда увижу тебя снова. — Она заставила себя улыбнуться.
Я кивнул.
— Жду тот миг, когда увижу тебя снова.
— Ты можешь звонить мне. Когда захочешь, звони мне.
— И ты тоже.
Никто из нас не стал бы делать такой звонок.
Первое прощание в Ларк-Коув было тяжелым. Это прощание на грани возможного. Я бы не смог уйти в третий раз. Телефонные звонки и текстовые сообщения только усложнили бы ситуацию.
— Береги себя, София Кендрик. — Я обхватил ее щеку, позволяя теплу от моей ладони согреть ее кожу. Затем я нежно поцеловал ее в губы, затем в висок.
Мой храм.
Отпустить ее было самым трудным, что я сделал за последние годы, но я опустил руку, повернулся и пошел к машине.
Я не оглядывался назад. В отражении тонированных стекол машины она помахала рукой. Она заплакала и прошептала:
— Прощай, Дакота Мэги.
Глава 16
София
Три месяца спустя…
— Я думаю, нам нужно нанять другого учителя по балету, — сказал Дэниел.
Мы стояли бок о бок перед смотровым окном, наблюдая за дневным балетным классом продвинутого уровня.
— Я могла бы провести занятия.
Его лицо резко повернулось к моему, но я продолжала наблюдать, как девочки отрабатывают свои плие.
— Я думал, ты не хочешь быть привязанной к расписанию.
Я пожала плечами.
— Я все равно здесь. Это было бы забавно.
За три месяца, прошедшие с момента открытия студии, произошло нечто такое, что, я готова поспорить, мой трастовый фонд назвал бы невозможным.
Я превратилась в трудоголика.
Я была первой, кто приходил сюда каждый день, приходя после занятия со своим тренером в шесть утра. Я готовила кофе, прибиралась, если нужно, затем устраивалась в своем кабинете и работала там до тех пор, пока инструкторы не появлялись в два часа дня, чтобы подготовиться к занятиям. Как только дети прибывали, я навещала родителей и слонялась в приемной. И когда все уходили, я позволяла Дэниелу проводить меня, и я запирала дверь за нами обоими.
Я не была уверена, что замки студии примут чей-то еще ключ, кроме моего.
Я поняла, что работа — это самый лучший вариант для меня. Оставаться дома было слишком одиноко и угнетающе. По крайней мере, здесь я была счастлива.
Или мне так кажется.
Не поэтому ли папа и Обри так много работали? Избегали ли они чего-то дома? Или они просто любили свою работу?
На данный момент моя работа представляла собой комбинацию того и другого. У меня был весьма гибкий график, но у меня не было никакого желания тратить время впустую. Так что, если я все равно собиралась быть здесь, почему бы не преподавать?
— Как насчет этого? — Дэниел повернулся спиной к стеклу. — Что, если мы подадим объявление о поиске учителя, и если мы не найдем того, кто нам подходит, ты сможешь это сделать? Если тебе захочется преподавать, ты можешь этим заниматься, когда хочешь. И если учитель нам понадобится, а ты будешь здесь, ты всегда можешь заменить его.
— Или я могла бы быть учителем.
— Но что, если ты решишь взять отпуск? Например, импровизированная поездка, скажем… я не знаю. В Монтану?
Я бросила на него свирепый взгляд.
— Может быть, ты прекратишь это?
— Извини. — Он поднял руки. — Это было всего лишь предположение.
— Ты хуже, чем мои родители.
Мои родители были совершенно очарованы Дакотой. Это была приятная неожиданность, учитывая их холодное отношение, когда я приводила домой других мужчин. Мой отец едва поговорил с Брайсоном, когда я впервые пригласила его на семейный ужин.
Но с Дакотой все было по-другому. Моему отцу нравился его предпринимательский дух. Бабушке нравилась его способность подшучивать. Обри нравилось, что он был трудолюбивым. И мама просто оценила, что он опередил официанта, чтобы отодвинуть ее стул за обеденным столом.
Как и я, они все влюбились в Дакоту. Потребовалось почти три месяца, чтобы заставить их перестать спрашивать, когда он снова приедет. Они не понимали, почему у нас не было отношений.
Особенно когда отношения, в которых я была, были с такими неудачниками. Мама особенно была озадачена тем, что я отпустила Дакоту.
Чего моя семья не понимала, так это того, что мы освободили друг друга.
Это было к лучшему. Я продолжала говорить себе это. Если он не мог видеть нас вместе, мы были обречены еще до того, как попробовали.