Пробираясь меж разгоряченной толпы родителей, я диву давалась, как успела разогреться вечеринка. Детвора бегала, как угорелая, словно им было по пять лет, родители весело перекрикивали громкую музыку, попивая игристое. Одним словом, вечер удался. Да только не у меня. Авдеев ушел – и стало совсем неинтересно. Грустно и одиноко. Настроения не осталось, а муж, который бывший, бесил до скрежета в зубах, заигрывая с прекрасным полом.
— Придурок, – буркнула себе под нос и взяла бокал шампанского со столика.
Хотелось залпом и сразу домой. Но чуть не подавилась, когда услышала позади голос моей дочурки:
— Мамуль, мы с папой договорились, что я сегодня еду к нему на ночь. Ты не против? Ну, или он к нам?
— Нет! – выкрикрикнула я, – К нам ни за какие коврижки!
— Тогда можно я к папе? Еще ни разу у него не оставалась на ночь! – умоляюще сложила она руки, заглядывая в глаза и напоминая кота из Шрека.
— Да, Милана, не будь занудой, – откуда ни возьмись появился ненаглядный.
— Ну, мам, можно к папе?
— Так, чую настоящий заговор… Ладно-ладно, – подняла я вверх руки, завидев очередное возмущение на лице Николь, – тогда вызову такси и поеду. Голова разболелась. И еще, Ники, не задерживайтесь.
Чмокнув мою девчушку в щеку, я направилась на выход, по дороге вызывая такси. Ну что же, от одного до десяти вечер удался на пятерочку, так сказать. Можно было бы еще балл докинуть за произошедшее в саду, но Римма все испортила.
Глава 11
Домой зашла разбитая, уставшая и расстроенная. Прошла прямиком на кухню, скинув в коридоре туфли на высоких каблуках. Не было ни сил, ни желания убрать их на свое законное место в коробку и на антресоли. Так и валяться им посреди коридора, в проходе. Плевать.
В данный момент хотелось только одного: хорошего качественного вина. Откупорив бутылку «Кьянти», я щедро плеснула рубинового нектара в пузатый бокал и с наслаждением вдохнула запах с фруктовыми нотками. Долго не кайфовала, опрокинула в себя залпом и налила очередную порцию. Голову вскружило. Приятное тепло разлилось по венам.
Прихватив бутылку, я направилась в ванную комнату. Жуть, как захотелось смыть с себя мерзкие взгляды папаш, принимающих участие в игре. Чего я добилась своей выходкой? Нет, то что мы сдвинулись с мертвой точки гляделок, это понятно. Ну, а что дальше? И главный вопрос, хотела ли я этого дальше?
Скинув с себя всю одежду, встала под упругие горячим струи воды, пытаясь окончательно расслабиться и собраться с мыслями. Значит, так, что мы имели… Первое: Авдеев действительно заинтересован моей персоной. Во-вторых, учитывая, что я не раз видела в руках Риммы бокал со спиртным, может, никакой беременности и в помине не было. Вопрос только в том, пила ли она по-настоящему, или все же притворилась?
Я не могла сказать, что она выглядела выпившей. На мой взгляд, абсолютно трезвой. Более того, я бы даже сказала: внимательной. Чересчур внимательной. Казалось, она держала под контролем всех и все, происходящее вокруг. Конечно, добрую часть времени я провела за зелёными столом с фишками, и все же мне хватило того, что видела.
Боги, как все сложно! Смыв с себя всю усталость, я выскочила из душа и плеснула еще вина в бокал. Ладошкой протерла запотевшее зеркало и уставилась на свое отражение. Мокрые волосы дорожками легли на плечи. Под глазами осталось немного туши, словно глаза подведены карандашом. На щеках румянец, а губы припухли и приобрели малиновый цвет от того, что я их постоянно кусала. Хороша чертовка!
Вздохнув, я внимательно посмотрела в печальные глаза своего собственного отражения. Хоть и хороша, да несчастна. Печаль словно поселилась в зеленых глазах и не хотела покидать ни душу, ни сердце. Как оказалось, я просто жаждала любви, тепла, заботы. И ЕГО рядом. Да, мне нужен был ОН. Нужен, как воздух. Его обжигающие взгляды, которые бросали то в жар, то в холод. Смущение от этих откровенных взглядов. Нужны были крепкие огромные руки, которые могли задушить в объятиях. Уверенность, которая исходила из него и которую хотелось глотать, как свежий воздух. Пьянеть от его слов и голоса, то ласкающего, то словно наказывающего. И знать, что он только мой! Прожить с ним новую жизнь, как будто с чистого листа. Написать заново нашу судьбу. Свернуть с этой тропы и перейти на новую, неизведанную, дикую. И протаптывать её под себя. Под нас двоих.
Ну, вот и выступили слезы в этих грустных красивых глазах... Кинув в отражение первое, что попалось под руку, я громко сказала:
— Не смей! Никаких слез. Поводов, конечно, завались чтобы поплакать, но опухшие глаза и головную боль никто не отменял на утро. А если еще пару бокалов выпьешь, деточка, будун тоже гарантирован.
Разговоры самой с собой – сомнительное дело. И ни черта не помогали. Все-таки опасно находиться дома совершенно одной, при Никуше я бы так не раскисла. Хлюпая носом, поплелась в комнату, по дороге споткнувшись о проклятые туфли. Решила выбросить нафиг, чтобы не напоминали этот день. Учебный год закончился, последний год в этой школе. И я понимала, что закончились и недолгие, но такие ожидаемые мною наши встречи. Дороги разошлись. Разве что специально искать новых, но разве я имела на это право?
И вообще, была совсем не уверена, что это по-женски: вот так навязываться и искать повод для свиданий. Придет ли сам Авдеев, я не знала. Его слова «Теперь ты моя!» вообще могли были быть сказаны на эмоциях и бешеного желания, которое кипело у нас в крови. А так осталось слишком много вопросов, на которые у меня не было ответов.
Отсюда и печаль в глазах. От того, что сегодня закрылась одна дверка моей жизни. И мечты так и остались всего лишь мечтами…
Самобичевание – не самая лучшая идея, и все же, пользуясь случаем одиночества, можно и пострадать, и себя поругать, и поплакать… В душе поселилась пустышка, которая тянула и ныла. И чтобы все забыть и вылечиться от болезни под названием «любовь», необходимо время. И что-то мне подсказывало, что это будет непросто.
Подобрав не в чем ни повинные туфли, я закинула их в дальний угол и вздрогнула, так как в дверь позвонили. Смахнув слезы, уверенно пошла открывать, заранее уже зная, кого там увижу. Руку была готова дать на отсечение, что там мой бывший. Небось надоело играть в правильного доброго папочку, ведь поспешное решение взять дочурку на ночь предполагало отсутствие ночных развлечений.
Слезы вмиг высохли, грусть в глазах сменилась на злость. Сжимая полотенце на груди, я правой рукой резко открыла входную дверь, готовая сказать пару ласковых слов, и онемела, увидев Авдеева. Рука сама разжалась, и пушистое белое полотенце упало к ногам, открывая мою наготу.
Любовь – это великий спектр чувств. И когда понимаешь, что запахло жаренным, страхи ползут на поверхность и ты закрываешься. Все дело в стереотипах, идущих из детства, в плане любви. Вполне возможно, ты живешь в каких-то своих ограничениях, и это мешает раскрыться. Мешает говорить о любви. Да что там говорить – думать! Может, на самом деле ты просто никогда не говорил о любви. Может, по настоящему никогда не любил, и это мешает сейчас. А возможно, человек, привыкший жить по своим выгодам, ценностям, встретив тебя, понимает, что на него реально накатывают чувства. И вот здесь вступают в игру СТРАХИ, которые мешают открыться и раскрыться. И это начинает выводить из равновесия, злить в какой-то степени. Не каждый человек привык быть в зависимости от другого, от чувств… А тут дело жареным запахло! Ведь любовь – это уязвимость. И ты просыпаешься с мыслью о нем и засыпаешь…
СТОП! Какое отношение все это сейчас имело к тому, что я стояла на пороге собственного дома абсолютно обнаженная? Стояла, замерев от страха или желания, и смотрела на него. Авдеев застыл, как и я, и, кажется, боялся сделать шаг, а может, этого боялась я, а он просто считывал язык моего тела. Неуверенность, растерянность и страх – страх не оправдать ожидания. Страх переступить черту и оказаться за пределами дозволенного.