5.
— Марин, ты чего застыла?
— Да, вспомнилось тут… Понимаешь, Паш, я ведь семнадцать лет думала, что его нет на свете. Семнадцать лет!
— Ты его, наверное, очень любила.
— Мне кажется, это что-то большее, чем любовь. Я всегда видела только его, даже потом, после того, как я впервые покинула остров, напивалась до отключки в надежде, что он мне приснится, и я смогу посмотреть на него, хотя бы во сне.
— Как ты хоть коньки не отбросила за это время? — Пашка с укором посмотрел на Марину — он как никто знал о вреде алкоголя.
— Ох, как я тогда хотела этого! Просто загадывала перед сном: господи, пожалуйста, можно я больше не проснусь.
— Совсем больная?
— Совсем, — от нахлынувших воспоминаний у Марины буквально зачесались руки от желания покурить, но она уже знала, что больше не пойдёт на поводу у сигарет или выпивки, и уж тем более — травки. — Меня от суицида спасало только обещание, которое я дала матери перед первым побегом с острова: ни при каких обстоятельствах не наложу на себя руки. Перед иконой клялась.
— Погоди, но мы с тобой ведь и познакомились на стройке, ты зачем тогда залезла на крышу той девятиэтажки, если не с мыслями о прыжке?
— Не поверишь — на город посмотреть.
Пашка с недоверием разглядывал Голубеву, поджав ноги и укутавшись в тёплое одеяло. Конечно, это ведь обычное дело: прийти ночью к заброшенному дому, залезть с трудом на крышу, чтобы посмотреть, как красив город лунной ночью.
— А если серьёзно?
— Ну, так я почти и серьёзно, — конечно, ей не очень хотелось вдаваться в подробности той ночи, но ведь иначе этот прилипучка мог от неё и не отстать, — я тогда две недели как перестала травку употреблять. И плохо было очень. Вот, чтобы немного отвлечься и гуляла по городу. Так и забрела к тебе, я ведь не думала, что местечко занято.
— Тяжело тебе тогда было?
— Пашка, Пашка, всё в этой жизни относительно. Понимаешь, я могла бы тебе рассказать все последствия резкого отказа от дури, и они устрашающие, поверь, но у меня был очень сильный стимул вернуться к нормальной жизни: я хотела вернуться домой! К Сергею. А такой… я не могла это сделать.
— Да, Сергей — отличный дядька, надеюсь, мы подружимся. Только я, знаешь, чего не понял, почему ты убегала с острова, а сейчас туда возвращаешься. Что с этим местом не так? Или это как в книжках: тебе всё напоминает о нём, и ты жить там не хочешь?
— Нет, не как в книжках. Помнишь, я тебе рассказывала, кто биологический отец моих детей? Вот из-за этого выродка я и сбегала. После того, как по острову пошли разговоры о гибели Сергея этот мужик рьяно начал опекать меня. Я же молодая была, глупая, вот и не поняла что к чему. А однажды, забыла дома ключи перед школой, а мама в тот день в город поехала, вот и оказалась на ступеньках с рюкзаком сидеть. Могла, конечно, к соседке какой-нибудь напроситься в гости, но так не хотелось терпеть эти все ахи-охи, вот и сидела в подъезде, зная, что мама вот-вот вернётся. А тут Морозов с рыбалки возвращался, ну и заманил меня в гости на чаёк, скотина.
— Он тебя, что, того?
— Того, Паш, только рано нам с тобой эти разговоры вести. Извини, ребёнок, я забылась.
— Да нет, я уже много о сексе знаю, у меня сестра старшая парня иногда приводила к себе, ну я у неё и спрашивал что и как. Она мне даже фильм для взрослых включала пару раз посмотреть. Но там людям нравится это дело. Знаю только, что девочкам в первый раз бывает больно.
— Так это и был мой первый раз. А через семь месяцев я родила сына.
— И не смогла полюбить его?
— Какое там! Поначалу упрашивала маму отвезти меня в больницу, чтобы его достали из меня. Но она упросила не трогать ребёнка и позволить ему родиться, мол, поможет и воспитать, и прокормить.
— Думаю, твоя мама очень похожа на мою бабушку, она тоже очень хотела, чтобы я жил. Только она сама умерла, и больше дела никому до меня нет.
— А я?
— А ты, я боюсь, скоро и от меня устанешь, раз свои дети в тягость были.
И ведь не объяснишь ему, что она успела прикипеть к маленькому оборвышу, с которым однажды чуть не подралась на крыше недостроенного дома? Не поверит.
— Паш, я смотрю, тебя больше не укачивает, — заметила Голубева, не зная, как бы отвлечь паренька. Так ей грустно было смотреть, как он замкнулся в себе и старается даже не глядеть в сторону соседней кровати. Сначала ведь обрадовался, доверился, и, конечно, тоже привязался к ней, а теперь вдруг испугался. — Ну чего ты накрутил себя? Разве ты не видишь, что мне с тобой хорошо и легко очень. Я не шарахаюсь от тебя, не бешусь, если даже ты кетчупом вымажешь всю футболку, а те дети… Смотрела в их лица и видела одного лишь Морозова, чтоб его черти на вертеле крутили. Каждый раз, приезжая к матери, смотрела на маленькие копии нашего соседа и хваталась за первый попавшийся повод удрать обратно на материк.