А может быть, подобно многим, очень многим людям, ты ухитряешься смотреть на правду сквозь кривое зеркало, и тебе кажется, будто в твоих дурных поступках виноваты другие люди. В конце концов, зачем отвечать за свои действия, если можно свалить все на окружающих?
— Десять тысяч помогут исправить ситуацию?
— Да-а, тот тип наверняка от меня отстанет.
— Так он тебе угрожает?
— Ну, а ты сама-то как думаешь?
Я думаю, что тебе скверно и страшно.
— Ну, откупишься ты от ростовщика, а что дальше?
— Если бы я сумел добыть пятьдесят штук, Кроули взял бы меня в дело.
Ага, и потом скрылся бы с твоими деньгами.
— Послушай. Завтра я переведу тебе десять тысяч.
— Эта его затея с dot.com — беспроигрышный вариант, Джейн. А Кроули… у него безупречные документы и характеристики.
— Лишних пятидесяти штук у меня нет. Но в любом случае, почему бы тебе не прислать мне уставные документы его компании?
— Я не нуждаюсь в твоей юридической экспертизе. И мне, поверь, не доставляет никакого удовольствия унижаться перед тобой и просить, и…
— Пришли мне реквизиты твоего банка, и я переведу деньги завтра. Когда получу документы, продолжим разговор.
Я бросила трубку. Плеснула себе водки, в которой сейчас отчаянно нуждалась. Устроилась в старом, продавленном кресле, покрытом дешевым чехлом из ткани с индейским узором, — я сама сшила его еще несколько лет назад. «Гарвардской шлюшке» давно пора было обновить хотя бы обстановку, если не квартиру. «Гарвардской шлюшке» не следовало соглашаться помогать деньгами отцу, но, оставив его в бедственном положении, она потом возненавидела бы себя за это. Тем более что сейчас перед ней забрезжила истина, которую она подозревала все эти годы, но гнала от себя любые догадки, не желая в верить в них: отец ее всю жизнь терпел неудачи во всем, за что бы ни брался.
Проснулась я наутро в странно приподнятом настроении. Облачилась в один из своих новых костюмов и даже наложила макияж. Потом отправилась на работу, снова ожидая обнаружить у себя на столе уведомление об увольнении. Вместо этого я увидела Триш. Она сидела за своим пультом, вперив взор в бегущие строки цифр на мониторе. Не поворачивая головы, она жестом показала мне на стул рядом с собой:
— Подбери все, что можно, по фьючерсам «Австралийского цинка».
Я отправилась выполнять поручение и к полудню положила данные ей на стол. Триш ознакомилась с данными за десять минут, выразила удовлетворение, после чего перешла к лекции о том, как эффективно отслеживать изменения курса различных валют — в данном случае речь шла о евро и иене — и оперативно оценивать диапазон его верхних и нижних границ. Как всегда, моя учительница блистала широтой кругозора и познаниями в самых разных областях — от величины ВВП Германии до колебаний курса акций Олл-Ниппон Эйрвэйз. [33]Когда она велела мне вычислить семь процентов комиссионных от трех тысяч восьмиста семидесяти пяти миллионов долларов, а у меня под рукой не случилось калькулятора, реакция была мгновенной и жесткой:
— Идиотка чертова, что ж ты ничему не учишься?
Я ничего не сказала в ответ. Просто протянула руку за калькулятором, оказавшимся у соседнего терминала, вбила в него нужные цифры и сообщила ответ: 287 000 долларов.
— В следующий раз не заставляй меня ждать по тридцать секунд, — проворчала Триш.
Я ничего не сказала в ответ. Просто стала выполнять следующее задание, полученное от нее. Немного позже тем утром я получила по электронной почте письмо от отца с его банковскими ревизитами — больше в нем не было ни слова. Ни: Дорогая Джейн.Ни: Спасибо тебе.Ни: Я хотел бы попытаться наладить с тобой отношения.Только номер его личного счета, адрес и международные коды его банка. Я связалась со своим банком и по телефону договорилась о том, чтобы назавтра десять тысяч долларов были переведены на его счет в Сантьяго. Затем я написала ему ответ:
Дорогой папа!
Деньги отправлены. Пожалуйста, дай знать, когда получишь их. И прошу, пришли как можно скорее уставные документы компании, куда ты собираешься вкладывать деньги.
Как всегда, желаю тебе всего доброго.
Твоя дочь
Джейн.
Я несколько раз перечитала сообщение, желая убедиться, что оно производит нужное впечатление — я хотела казаться деловой, отстраненной женщиной, а не взволнованной маленькой девочкой. Зная своего отца, я понимала, что он все равно не заметит моей обиды. Просто не пожелает заметить, точно так же, как не пожелал поблагодарить меня за деньги.
Через пять минут после того, как я отправила свое сообщение, от отца пришел ответ:
Я с тобой свяжусь.
Однако после этой записки отец больше никогда со мной не связывался. Прошло пять дней, я позвонила в банк, и мне подтвердили, что нужная сумма была переведена на указанный счет в Сантьяго. Я послала отцу еще одно письмо с просьбой сообщить, получил ли он деньги. Ответа не последовало. Минуло еще пять дней. Я написала отцу еще два сообщения. Ответа по-прежнему не было. Я набрала его домашний номер в Сантьяго, и мне ответил женский голос на испанском — автоответчик. Кен Ботрос свободно владел этим языком («А все потому, что я имел глупость жениться на пуэрториканке»). Я попросила его прослушать сообщение.
— Девушка говорит, что этот номер не функционирует, — перевел Кен. — Сказала, что он отключен. Видно, твой отец переехал куда-то.
Прошла еще неделя. Я послала очередное сообщение:
Я все еще жду от тебя известий.
Но при этом уже понимала, что ответа не получу.
В тот же день Триш вызвали в кабинет Брэда на десятиминутное совещание.
— Приглядывай тут, — распорядилась она.
От этого приказа меня кинуло в холодный пот, и я сидела как приклеенная перед экраном с кишащими на нем цифрами, пытаясь нащупать систему в этой статистической бомбардировке. Буквально спустя минуту после ухода Триш на экране Си-эн-би-си появилась надпись:
ГРУППА ГЕНФЕН (ШВЕЙЦ.)
ХОЧЕТ ДОЛЮ $ 7 МЛРД В «НИППОН-ТЕХ»
У меня в голове звякнул тихий тревожный звоночек. Раньше утром Триш вскользь бросила фразу о том, что Брэд ведет переговоры с финансовым консорциумом со штаб-квартирой в Мумбае. Вместе они пытались приобрести контрольный пакет акций «Ниппон-Tex» — одного из ведущих японских производителей оптоволоконной техники, — и Брэд только выжидал момент, когда другая финансовая компания начнет против «Ниппон» судебный процесс, чтобы начать действовать. «Мы хотим, чтобы эти ниндзя на васаби изошли» — так изящно, в своей обычной пулеметной манере, выразила Триш намерения фонда. Вслед за этим она прижала к уху мобильник и начала честить биржевого дилера, с задержкой сообщившего ей о падении австралийского доллара.
И вот только что, спустя три часа, бегущей строкой в уголке экрана Си-эн-би-си прошла эта новость насчет иска, предъявленного «Ниппон-Тех»…
Я схватила телефон и набрала номер мобильного Триш.
Она ответила после первого же гудка.
— Что? — рявкнула Триш.
— «Ниппон-Tex»… — начала я.
— Что с ними?
— Какая-то швейцарская группа на них наехала.
— С чего ты взяла?
— Это было по телевидению.
— Блин, — услышала я, и Триш положила трубку.
А дальше разыгрался настоящий спектакль. Триш ворвалась в операционный зал, раздавая всем, кто попадался на ее пути, отрывистые приказы. Красной нитью проходила следующая мысль: «Японские поганцы срут швейцарским сыром».