- Не приеду, никто не приезжает...
- Прекрати! - Геля сердито нахмурилась. Она же воспитательница, так положено. - Там не убивают, не пытают, ни над кем опыты не ставят. Вам дают возможность на будущее. Я бы сама с радостью поехала!..
Она прервалась. Это точно, уж Геля бы поехала. Все знали, что ей хочется быть где угодно, только не здесь. И она совсем не хотела быть воспитательницей. Бедная Геля. И бедная я.
Стало смешно.
Докатилась.
- Вот видишь! Всё будет отлично! Не дрейфь! - Геля ещё раз хлопнула меня по плечу и ушла.
Я и не дрейфила, я просто тосковала и мандражила.
Туманное и прохладное утро мы встретили вместе с Екатериной Ивановной. Женщина зябко ежилась, кутаясь в цветастую шаль. Её бледно-голубые глаза казались серыми и темными, словно солнце не встало не только в мире, но ещё и в ней. Мы шли молча, тихо дребезжали колесики чемодана по неровному асфальту. Ветер был где-то высоко, летал, не касаясь тумана и нас своими холодными руками. Город спал.
- Настюша, - голос женщины дрогнул, когда она меня позвала. Я посмотрела на нее. - Ты, наверно, не помнишь. Через годик, как ты к нам переехала, тебя хотела забрать одна семья. Всё-таки, ты девочка здоровенькая, сообразительная, спокойная. Все воспитатели тебя любят. - Пепельная старческая кожа на её щеках покрылась тонкой сеточкой морщин. Кажется, она улыбалась, мне не было хорошо видно. Рыжие кудри тяжелыми прядями лежали на плечах - нежевые, блеклые, сожженные множественной покраской. В груди снова защемило. - Хорошая семья была. У них старшие дети уже выросли, а был еще один мальчик, младший. Вот они ему хотели сестренку взять. Да и видно было, что одиноко им, когда в доме почти нет детей.
Она глубоко и прерывисто дышала. Тонкие пальцы сильно сжимали ручки потертой сумки. Бледная кожа на руках совсем побелела. Мне захотелось назвать её бабушкой и прижаться к ней щекой.
- Почему они меня не взяли?
- Муж умер. А жена - учительница в школе, не смогла собрать документы, чтобы удочерить тебя.
Вот так просто.
- Жаль, - сказала я.
- Мы ведь все желаем вам счастья. Поэтому вы едите туда. Это же не наша сто тридцать четвертая школа, а элитная. Туда даже за большие деньги не попасть. А вы вот прошли.
Я улыбнулась. Екатерина Ивановна всегда заботилась о нас. Это она записала меня во все городские библиотеки.
- Все мои детки разъехались. Всех вас забрали. Маленькие мои, - она прерывисто вздохнула.
- Спасибо, - тихо сказала я, безуспешно стараясь унять дрожь в голосе.
Вдалеке показалось здание вокзала. Солнце поднималось из-за обшарпанных стен.
Мы остановились перед входом, и Екатерина Ивановна помогла мне затащить чемодан по лестнице. Это громозкое чудовище отчаянно сопротивлялось. На верхней площадке мы обнялись, и я направилась к группе ребят, стоявших на платформе. Екатерина Ивановна шла рядом - ей нужно было отдать документы школьному мужчине.
Ребят было пятеро. Четверо парней и одна девочка. Все моего возраста - около тринадцати лет. Интересно, а как они там справляются с пубертатным периодом? Забирать стали только два года назад... Хотя в первую волну увезли не только тринадцатилетних. Школы как вениками вымели. Помню, насколько расстерянными выглядели учителя и воспитатели. Всех любимчиков Екатерины Ивановны забрали.
Попутчики не выглядели примечательно. Миловидная девочка с копной кучерявых волос и светлыми глазами приветливо улыбалась. Двое мальчишек - типичные заучки, которых не берут ни в одну компанию, смотри по сторонам. Они были как близнецы похожи: узкие плечи, тонкие шеи, пепельные короткие волосы, пушок над верхней губой, не удивлюсь, если окажется, что они братья.
Такого типа ребята потом становятся особенно странными. У нас такие тоже были. Когда в общих спальнях ещё жило много девочек, таких ловили за подглядыванием. Однажды, случился скандал - мальчишки сделали занятную систему зеркал. Никто бы не узнал, но это дурачье не учло, что именно под таким углом утром от зеркал будут разбегаться солнечные зайчики. Денис хихикал, когда пересказывал. Я бы даже не удивилась, если бы узнала, что это он слегка повернул зеркала смеха ради, что он сам всё это и сделал смеха ради. Попало же всё равно не ему.
Один мальчик из присутсвующих несколько отличался от остальных. У него было достаточно крупное телосложение, как у пятнадцатилетнего. Он стоял повернувшись к нам спиной и засунув руки в карманы. Его дыхание серыми облачками вилось рядом с ним. Кажется, он плакал.
Ещё один прищурившись смотрел на меня. Я поймала насмешку и веселье в темных глазах и почувствовала понимание, смешанное с лёгкой неприязнью. Наверно, мы с ним не подружимся. Он был смуглым, но не сам по себе, а из-за загара. Надо лбом висела прядь светлых, выгоревших волос.