— Знаете, — говорит она, — я выросла у самого берега моря, и я хочу сказать, что море — свободно. Оно не подчиняется даже самым опытным морякам, и если ему вздумается — оно штормит. И в этом кроется его самая большая опасность. — И Таласса с гордо поднятой головой возвращается на свое место, прижимая тонкие жилистые руки к раскрасневшимся щекам. Грация спешит назвать имя Сандала Шортли, и тот занимает место рядом с ведущей. Он держит себя слегка зажато — скорее всего, волнуется, да еще вечно теребит пуговицу на распахнутом белом пиджаке. Сандала стилист тоже одел в морской тематике: под пиджаком у юноши — футболка в широкую сине-белую полоску, а на ногах — темно-синие брюки. Из нагрудного кармана пиджака небрежно выглядывает того же цвета платок.
— Привет, Сандал! Как твое настроение?
— Ну, если быть честным, то я должен сказать, что оно как бы двоякое такое. — Грация на какую-то долю секунды закатывает глаза, ожидая долгую тягомотную речь, пересыпанную кучей лишних междометий и уточнений. Сопровождающая так и не научила Сандала говорить легко и непринужденно. — С одной стороны, конечно, перед Играми страшно. Вот представьте, да: многие из нас умрут уже завтра. Но если судить с другой стороны, то я, пожалуй, очень жду, когда все начнется. Потому что ожидание очень сильно выматывает. — Голос течет вязко, как густой сироп. И Грация спешит его разбавить:
— Могу представить, как нервничаете вы, трибуты, если уж мы извелись в ожидании! А ты к кому относишь себя: к тем, кто умрет завтра, или к счастливчикам, которые поборются за победу?
— Мне бы, конечно, хотелось видеть себя во второй категории, что ты назвала. Потому что в целом я уверен в своих силах, и настроение у меня поэтому такое… в общем-то, приподнятое.
— Если этот парень в приподнятом настроении такой заторможенный, боюсь представить, какой он, когда ему грустно, — шепчет Артемида на ухо Лиссе. Та согласно кивает.
— Сандал, я знаю, что ты очень-очень хотел попасть на эту Квартальную Бойню! — восклицает тем временем Грация. — Не расскажешь нам, почему?
— Я… Вообще говоря, это все так сложно, и у медали две стороны, но… — расплывчато начинает юноша.
— Ты хочешь добиться славы? Признания? Любви какой-то девушки? — перечисляет Грация, вглядываясь в лицо трибута. — По глазам вижу, все дело в девушке! Ну, признавайся!
— Возможно, ты в чем-то и права… — неохотно говорит Сандал и замыкается в себе. Дальнейшие расспросы — даже когда Грация сменяет тему — особых плодов не приносят, и ей приходится отпустить его и позвать к себе Айвори Ферфакс из Дистрикта-5.
Кареокая Айвори с ажурными косами до самой талии выходит на середину сцены, застенчиво улыбаясь, и робко присаживается на самый краешек дивана, выпрямив спину.
— Здравствуй, — дрожащим от волнения голосом говорит она в ответ на приветствие Грации, и зрители принимаются аплодировать, стараясь ее поддержать.
— Айвори, детка, ты так волнуешься, что у тебя даже коленки трясутся! Неужели мы такие страшные?
Айвори смущенно смотрит на свои ноги в белых кружевных колготках и аккуратных черных туфельках с бантом: они и правда дрожат оттого, что девушка опирается на пол лишь носочками. Опустив на паркет всю стопу, она робко поясняет:
— Прости, Грация, я просто очень нервничаю, когда надо говорить что-то перед публикой.
— Ничего страшного, с кем не бывает, — понимающе кивает ведущая. Лисса напряженно следит за ней: не спугнет ли Пятую?.. Но нет, пока Грация продолжает отпускать девушке комплименты: — Ты, главное, не бойся: в Капитолии ты многим полюбилась, правду же я говорю? — и, когда аплодисменты стихают, замечает: — Мне очень нравится образ, который выбрал для тебя стилист. Ничего кричащего, так мило и скромно…
— Да, мне тоже нравится это платье, — застенчиво улыбнувшись, соглашается Айвори. — Я бы хотела носить что-то похожее и в жизни…
Темно-синее, почти черное бархатное платье длиной чуть выше колена и правда очень идет ей. Подол оторочен широкой полоской белого кружева, такое же кружево идет по канту рукава чуть пониже локтя, а отложной белоснежный воротничок и вырез-капелька на спине придают образу некой нежной завершенности.
— Если ты победишь в Играх, как думаешь, твой стилист сошьет тебе что-то подобное?
— Сошьет, конечно. Но для этого надо победить, а… Я не самый везучий человек на свете, увы. Я, конечно, не стану опускать руки, но все вы видели Диаманда, у которого десять баллов за выступление, и почти половину трибутов с девятками… А у меня один из худших баллов, так что я даже не уверена, что понравлюсь кому-то из спонсоров. Давайте будем объективны, мой шанс вернуться — всего один к двадцати четырем.
— Но есть ведь что-то, что заставляет тебя бороться?
— Конечно. Это мои родные и близкие. Они очень любят меня, я знаю, и сейчас, наверное, с ума сходят… И я бы хотела сказать им, что у меня все хорошо. И что даже если я не вернусь, я все равно буду… с ними рядом. — На глазах Айвори выступают слезы, но она, упрямо мотнув головой и закусив губу, смотрит на ведущую: — Прошу прощения. Я очень часто плачу, иногда даже без повода, так что не стоит…
— Ну что ты, все в порядке. Давай поговорим о тебе? Уверена, многим бы хотелось узнать, кто такая Айвори Ферфакс!
— На самом деле, она обычная девчонка из Дистрикта-5. Ничего сверхъестественного.
— А как она проводит свободное время?
— Ну… Меня увлекает музыка, художественная литература… В общем-то, искусство в любых его проявлениях. А еще я люблю танцевать.
— Танцевать? А нам не исполнишь что-нибудь? Ну же, я вижу, ты хочешь!..
— Ну, я… Я привыкла танцевать в паре.
— Скажу тебе по секрету, наш Бахус превосходно танцует! Эй, Бахус, ну где ты там? Составь девушке компанию, у нас осталось мало времени! Включите музыку!
И Бахус Дисчерт тут же выходит из-за кулис, чтобы закружить Айвори из Дистрикта-5 в вальсе, а затем галантно проводить девушку на ее место.
— Это была очаровательная и ранимая Айвори Ферфакс, дамы и господа! Пожелаем ей удачи и поприветствуем ее земляка! Тимис Кардью! Тимис, здравствуй!
— Добрый вечер. — Голос у Тимиса звучный, но взволнованный. Юноша поправляет ворот небесно-голубой рубашки, строго застегнутой на все пуговицы, и склоняет голову набок.
— Тимис, скажи, ты всегда такой серьезный?
— Это тебя очки на такие мысли наводят? — усмехается он. — Я могу их снять, но тогда вы все превратитесь для меня в расплывчатые пятна. — Тимис старается говорить раскованно, но от волнения его речь звучит излишне громко и быстро: иногда юноша не проговаривает окончания длинных слов. А его сопровождающая из зрительного зала активно жестикулирует и пытается что-то сказать — очевидно, она весь вчерашний день боролась с этим. Но за день такое не искоренить, как бы она ни старалась — человек, который нервничает, всегда будет говорить сбивчиво. Однако это не мешает Тимису выглядеть обаятельно и легко отвечать на вопросы ведущей.
— У тебя девятка за выступление перед распорядителями, — замечает Грация, закинув ногу на ногу. — Это серьезная заявка на победу! Планируешь безжалостно рвать глотки соперникам?
— Ну, не то чтобы рвать глотки, но умирать я не собираюсь точно.
— У тебя уже есть план, как вернуться домой?
— Конечно!
— Но ты, как и все, кто сидел в этом кресле до тебя, нам его не расскажешь?
— Я могу сказать, что на арене всегда происходит примерно одно и то же. Резня у Рога изобилия, переродки, стихийные бедствия, потом профи выходят на охоту, трибуты начинают терять контроль над собой, всеми движет инстинкт самосохранения… Система всегда одна, и я считаю, что ее можно обойти, — пожимает плечами Тимис. Лисса Голдман скрипит зубами: что о себе возомнил этот выскочка?! Из года в год она старается сделать Голодные Игры захватывающим и незабываемым зрелищем, а потом появляется какой-то умник из Пятого и говорит, что на арене всегда происходит одно и то же? Ну что ж, она найдет способ сделать так, чтобы Тимис Кардью поплатился за свои слова. Хочет обойти систему? Что ж, пусть попробует. От злости у Лиссы даже мутнеет в глазах, и оставшееся интервью с Пятым проходит для нее словно в тумане. В себя госпожа Голдман приходит лишь тогда, когда со сцены звучит имя Шейди Уильямс. И ее стилист, очевидно, решил продолжить начатую во время Церемонии открытия военную тематику. И если тогда трибуты Шестого были одеты в камуфляжные костюмы, то теперь на Шейди черный пиджак, выполненный в стиле военного обмундирования. Приталенный, с золотыми пуговицами и золотыми же эполетами. Необычно смотрится в сочетании с ним пышная юбка из множества слоев черной органзы, едва открывающая колени, и того же цвета туфли на высокой шпильке.