Усилием воли Хион заставляет себя собраться и дать отпор. По рукам течет кровь, и кожу щиплет от ран, нанесенных Орой — ей удается вогнать свой ножик ему в предплечье, прорвав плотную ткань кафтана, прежде чем Хион отталкивает ее в сторону, и руку пронзает острая боль: кажется, Ора задела вену. Но когда Хион отпихивает землячку, та ослабляет хватку и остаётся безоружной — казалось бы, теперь он легко одержит над ней победу, но Ора и тут не сдаётся: брыкается, больно кусает его за запястье, бьет коленом в пах, и Хион на долю секунды теряет бдительность. Соперница, перекатившись, снова оказывается сверху, и он, пытаясь остановить ее, хватает ее за горло — а Ора резко дергает за свой нож, заставляя Хиона взвыть от боли. В глазах мутнеет.
Капитолий, должно быть, дрожит от восторга: трибуты из одного дистрикта из года в год стараются держаться вместе и не нападать друг на друга, и даже профи избегают этого — из солидарности или страха вернуться в родной дистрикт со славой братоубийцы, если только можно так выразиться… Стоная от боли, Хион крепче сжимает горло Оры и с трудом умудряется перевернуться, чтобы придавить ее коленом к земле. У него есть кинжал за поясом — нужно только достать его, только достать… Но Ора не дает отвлечься: одно неосторожное движение — и он потеряет всякий шанс спастись. Если этот бой закончится смертью одного из них, а другой вдруг выйдет победителем Квартальной Бойни, что скажут о нем в Восьмом? Как будут смотреть в глаза?
— Дура, что ты творишь?.. — шипит Хион, выбивая перочинный ножик из Ориных рук — тот с тихим звоном отлетает в сторону, а Ора упрямо молчит, судорожно хватая воздух и царапаясь так отчаянно, что Хион и не знает, куда деться от ее ногтей. А потом она вдруг замирает, странно хрипнув, и Вагнер испуганно разжимает руки: неужели это конец?.. Но пушка не гремит, а мгновением позже он понимает, что рыжая чертовка провернула обманный маневр. В ее руках, словно по волшебству, появляются огромные портновские ножницы да еще почему-то консервная банка. И ножницами Ора целится ему промеж бровей, а жестяной крышкой с зазубренными краями пытается расцарапать Хиону горло. Он кое-как поднимается на ноги и, защищаясь, дергает девицу за волосы, чтобы хоть как-то выиграть время; между пальцев остается тонкая рыжая прядь. Стряхнув ее, Хион наконец вынимает кинжал из ножен: как бы там ни было, он не собирается уступать свою жизнь только потому, что ему вдруг может быть стыдно вернуться в Дистрикт-8.
Ора сражается яростно, отчаянно, и Хион почти выбит из сил, нанося ей удары ножом — неуверенные, соскальзывающие всякий раз и оставляющие несерьезные порезы: он никак не может заставить соперницу замереть, чтобы резко покончить с ней; не хватает прыти, которой Оре как раз не занимать.
По одежде стекает кровь, и руки у него в крови, и хочется выть от боли, а Ора лишь кряхтит и продолжает напирать: она чудом не выколола ему глаз, пробила кость чуть выше брови, зато Хион в отместку заломил ей руку так, что та хрустнула.
Он понял, что все кончено, в тот момент, когда Ора с бешеными глазами щелкнула ножницами по пальцам его правой руки. Он взвыл от боли и выронил этот чертов кинжал, будь он проклят вместе со всей ареной. Пальцы вроде были на месте — окровавленные, багряные, с содранной кожей, — но это уже не имело значения: Ора подобрала кинжал и уже нависла над ним. Щеку бороздила глубокая рана — кажется, он распорол ее насквозь, — и кровь с нее капала ему на лицо. Хион успел подумать о матери и отце, а еще — о том, услышит ли пушку в момент, когда его сердце перестанет биться. Неимоверным усилием схватил разъяренную фурию за предплечья, тряхнул изо всей силы, и Ора упала ему на грудь. Оперлась ладонью на его ребро, чтобы приподняться, замахнулась, и последнее, что он увидел, — как блеснули ее глаза, словно оправдываясь: мол, я не виновата, таковы правила. Интересно, капитолийцы пожалеют о нем, вспомнят, как он развлекал их на своем интервью?..
Голова идет кругом, и глаза застилает черная пелена.
Таласса стоит на коленях, и ее безостановочно рвет на мраморные плиты под ногами. С ее крохотного балкончика слишком хорошо видно парочку, сражавшуюся этажом ниже: трибуты из Дистрикта-8, эта странноватая, беспардонная рыжая девица и не менее странный парень, поведение которого в Тренировочном центре вызвало столько недоумения и раздражения… Но Таласса питала какую-то непонятную симпатию к Хиону Вагнеру, несмотря на то, что не могла и минуты находиться рядом с этим человеком. Неужели он заслужил такой участи? Его землячка дралась как обезумевшая, и сейчас, глядя на нее, Таласса боялась хоть малейшим звуком выдать себя: Оре достаточно лишь поднять голову и посмотреть чуть назад, чтобы увидеть ее, а в таком состоянии она вскарабкается наверх, несмотря на немаленькую высоту, прямо по скользким розоватым колоннам. Надо уходить сейчас же, но Талассу словно парализовало: она не может заставить себя отступить, да еще приступ тошноты — она вот-вот выдаст себя… Но Восьмая выглядит оглушенной и, пошатываясь, с трудом встает на ноги. Тяжелыми шагами бредет к полуразбитой лестнице, ведущей вниз, и даже не оборачивается. В руке — кинжал, который она машинально выдернула из груди Хиона — с широкого лезвия падают одна за другой тяжелые бурые капли.
Утерев рот краем футболки, Таласса тоже заставляет себя встать. Голова немыслимо кружится, а перед глазами — чудовищная сцена убийства. Тело Хиона все еще лежит внизу, неестественно изогнутое, и остекленевшие глаза смотрят в чистое небо. Таласса невольно вспоминает их цвет, бледно-зеленый, полупрозрачный, как мякоть винограда, и вздрагивает. Могла ли она помешать Оре? Их разделяло не меньше семи метров в высоту и примерно четверть сотни — вдаль, но даже сейчас, когда все спокойно, Таласса Ричардсон не рискнет спрыгнуть, а иначе, не имея при себе стрелкового оружия, Ору было не остановить. Она и не думала в тот момент — сознание просто отключилось на эти бесконечные минуты боя. И теперь сосущее чувство вины, будто она могла что-то исправить, не дает ей покоя, как Таласса ни пытается его отогнать. «Я не виновата. Я не должна была», — непрестанно звучит в голове.
Нетвердой походкой она возвращается в покои замка и устало присаживается в покореженное от времени кресло. Таласса решительно не знает, что ей делать дальше: руки трясутся, колени дрожат, перед глазами все еще держится образ Хиона, а в голову вдруг приходит мысль… В живых осталось восемь трибутов. Точно, восемь, а это значит, что совсем скоро Игры подойдут к концу. Это значит, что отвратительные, всюду сующие свой нос тараканы-журналисты из Капитолия уже навострили свои стрекочущие лапки в сторону дистриктов, чьи участники продержались на арене до этой самой минуты, а она, Таласса, так и не показала, что значит Четвертый. Сейчас она чувствует себя совершенно растоптанной, и незримая насмешка Капитолия звучит изо всех углов этого проклятого замка.
Пожалуйста, хватит шоу.
Диаманду тоже кажется, что распорядители безбожно смеются над ним. Арена для него уже который день скучна и уныла, словно застоявшееся болото, и он лишь к вечеру понимает: они ждут, когда он сам выйдет на охоту. Единственный профи, оказавшийся в финальной восьмерке, — это удивительно для Голодных Игр, и теперь все, абсолютно все возлагают на него колоссальные надежды. Он должен выслеживать, охотиться, развлекать толпу и бороться. Он и только он: капитолийцы не так уж глупы, как ему могло показаться — они знают, что каким бы размеренным и спокойным он ни был, натура воспитанника академии возьмет свое. Диаманд хочет действия, хочет размяться, продемонстрировать свою силу — пусть это будут переродки, ловушки, лабиринты… Капитолий и пальцем не пошевельнет, чтобы предоставить ему это. Пора вооружаться и — как в детской считалке: «Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать». Эта мысль заставляет Уиндема чувствовать себя полнейшим придурком, и в его душе борются две противоречивые личности. Первая говорит, что он опозорит академию профи и станет посмешищем, если победит в Бойне, не приложив к этому никаких усилий, вторая — подбивает на бунт и не хочет идти на поводу у тех, кто возомнил себя всем, являясь на самом деле пустышкой. Пока он не может решить, какое чувство в нем сильнее, но если это окажется гордость, то убить придется кого-то из парней: гибель девчонки толпа не оценит так высоко, несмотря на то, что девчонки в этом году как на подбор: что Иштар, что Ора, что Терра с Талассой… Если сейчас все они еще живы, то каждая стоит такого, как Хион или Тимис.